Крутой парень - Голдсмит Оливия

Маркус проигнорировал укол.

— Опиши, как Сиэтл поздравляет женщин-матерей. Упомяни рестораны, флористов и остальных наших клиентов, каких только сможешь. Девятьсот слов к завтрашнему утру. Это пойдет в воскресенье.

Боже! Девятьсот слов к завтрашнему утру не оставляли никаких шансов развлечься сегодня с Филом. Трейси снова посмотрела на Маркуса, на его темные вьющиеся волосы, румянец, маленькие голубые глаза и уже далеко не в первый раз пожелала, чтобы внешность Маркуса отражала его подлую сущность. Однако Трейси придерживалась правила никогда не доставлять Маркусу удовольствия своим расстроенным видом. Так что в рамках своей политики она только улыбнулась. Она знала, что раздражает его, и постаралась сделать улыбку ослепительной.

— Как вам будет угодно, мой господин, — ответила она.

— Госпожа здесь только ты, — проворчал Маркус, поворачиваясь и направляясь затемнять отсек другого подневольного журналиста. Однако, уходя, бросил через плечо: — И пожалуйста, постарайся не допускать ошибок в статье о Джине Бэнксе. И я не хочу ничего знать о его ротвейлере.

— У него нет ротвейлера, — крикнула ему вслед Трейси. Затем, потише, добавила: — У него черный Лабрадор.

Она действительно вставляла в свои интервью с очкариками описания их хобби и домашних животных, пытаясь сделать своих героев более живыми, а материал — более читабельным. Кроме того, она любила собак.

Зазвонил телефон, и Трейси вспомнила, что надо договориться с Филом о планах на вечер, но в пять минут десятого это не мог быть он. Фил никогда не вставал раньше полудня. Трейси подняла трубку.

— Трейси Хиггинс, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал энергично и уверенно.

— За что я вечно тебе признателен, — поддразнил ее Джонатан Делано. — Что-то случилось?

— Ничего нового, у Маркуса несварение желудка.

— Разве это не хорошая новость? — спросил Джон.

Трейси рассмеялась. Джонатану всегда удавалось заставить ее улыбнуться, что бы ни случилось. Он уже много лет был для нее лучшим другом, как и она для него. Они познакомились в университете, на уроках французского. У Джонатана был самый большой словарный запас и самый жуткий акцент на свете. Зато ее произношение было идеально парижским, однако она не умела спрягать глаголы. Она помогла Джону с произношением, а он ей — с грамматикой. В результате оба получили высшие баллы, и с этого началась их дружба. Только Джон и ее подруга Лаура с полуслова угадывали ее плохое настроение.

— На меня свалилось новое задание, а я хотела сегодня вечером кое-куда пойти. Плюс Лаура грозилась приехать, так что мне надо убраться в квартире.

— Знаменитая Лаура, твоя подруга из Саусалито?

— На самом деле из Сакраменто, но какая разница? Да. Она порвала со своим придурком, и ей нужно время, чтобы прийти в себя.

— Нам всем нужно время. А что за придурок?

— Да обычный. «Извини, что не позвонил, ты не одолжишь мне сотни три?»

— Ясно, вроде Фила, — сделал вывод Джон.

— Фил совсем не такой, — встала на его защиту Трейси. — У него сейчас просто тяжелый период. Он пишет и сочиняет музыку. Иногда ему нужна помощь, вот и все.

В действительности Трейси чаще чувствовала, что фил совсем не нуждается в ее помощи. Хотя она все время просила его дать почитать свои вещи, он редко показывал, что написал. Еще одно качество, которое привлекало Трейси. Фил был так уверен в себе, а она постоянно нуждалась в одобрении. Он был хладнокровен, она — нет.

Джон фыркнул:

— Фил равнодушен к вещам, которые действительно имеют значение.

— Например?

— Ну, если хочешь, ранняя смерть твоей матери, твои сложные отношения с отцом. То, что ты пишешь по-настоящему.

— Что? — спросила Трейси, притворяясь непонимающей, хотя именно об этом она думала сегодня утром за кофе. У Джона самые лучшие намерения. Он верит в нее, но иногда он… Иногда он заходит слишком далеко. — Я не пишу ничего настоящего.

— Иногда это пробивается даже в твоих заказных статьях, — сказал Джон. — Твои серьезные работы очень хороши. Если тебе дадут рубрику…

— Ха! Чтобы Маркус дал мне вести рубрику! — Трейси вздохнула. — Если бы он просто перестал меня резать и хотя бы несколько статей вышло в том виде, в котором я их написала…

— Ты будешь прекрасным журналистом. Лучше, чем Анна Куиндлен.

— Перебор. Анна Куиндлен получила Пулитцеровскую премию.

— И ты получишь. Трейси, в твоих статьях есть свежесть и энергия, они бьют в точку. У нашего поколения пока нет своего голоса в прессе, и ты станешь этим голосом.