Тень моей любви - Смит Дебора

Потом на его пути встала Ренфрю.

* * *

Мама доверяла свой дом только одной женщине по фамилии Макфарленд, принадлежащей к ордену твердокаменных старых дев. Мы никогда не считали ее нашей домохозяйкой, потому что она признавала только маму. Мои братья и я называли ее вслух “миз Мак”, но после того, как я посмотрела по телику фильм “Дракула”, я поняла, что ее настоящее имя Ренфрю – преданная помощница Дракулы, пожирательница насекомых.

Ренфрю была невысокой, худой, плоской как доска женщиной. Рот ее был обыкновенно сжат настолько плотно, что меж тонких губ не просунешь и пенни. В ней было что-то такое, что при виде ее я все время вспоминала то о грибах, то о старых газетах.

Но старой она не была, у нее не было ни одного седого волоса. Правда, те, которые были, представляли собой нечто вроде хорошо промытых и аккуратно уложенных коричневых мотков пряжи, покрытых тоненькой волосяной сеткой так туго, что на лбу у Ренфрю оставался красный след.

Она мыла туалеты и натирала полы, лущила кукурузу и щипала цыплят. Мама хорошо платила ей, но жила она трудно и не терпела баловства.

Сама она нас, конечно, не наказывала, но обо всех проступках тут же докладывала маме, едва дождавшись, когда она выйдет из гончарной мастерской.

У мамы рядом с кухней была студия. Это было замечательное место: всяческие штучки из глины стояли на полу, на гончарном круге, на печке для сушки; на стене висел старый приемник. Мама закрывала за собой дверь, включала радио и принималась за работу. Беспокоить ее никому не разрешалось.

Дверь караулила Ренфрю.

И если проблема возникала в это время, Ренфрю разбиралась в ней сама, следуя своим твердым принципам.

– Дай мне твое белье, дикий кот, – услышала я в полдень ее шипение.

Я помчалась на выручку Рони. Он стоял по одну сторону кровати, Ренфрю – по другую. Он прижимал к груди кипу грязного белья. Я подошла к нему.

– В чем дело?

– Мое белье никогда не будет стирать женщина, – сердито огрызнулся он.

– Ты думаешь, я позволю тебе хранить грязные трусы под матрасом? – ощетинилась Ренфрю. – Да я с тебя шкуру спущу и выкину вон.

Он скорчил немыслимую рожу.

– Я сам его постираю.

– Вот еще! Как я сказала, так и будет, – заявила Ренфрю.

Я схватила подушку, стащила с нее наволочку и подала ему.

– Сложи белье сюда, и Рен… миз Мак засунет все это в машину, не глядя.

Мы вместе кое-как запихали все в наволочку. Ренфрю вырвала ее у меня и, снова прошипев что-то, вышла из комнаты.

Его плечи поникли.

– Не могу я так.

Я прошептала ему прозвище миз Мак, и он наконец улыбнулся.

После этого она стала для него тоже Ренфрю.

Этот общий секрет помог ему почувствовать себя в доме своим.

* * *

Моя семья славилась совершенно потрясающей кухней. Приготовление еды было настоящим состязанием со своими победами и своими поражениями. Каждое воскресенье мы устраивали сборища, целью которых были негласные призы. Выигравшие блюда, а значит, и счастливый обладатель титула “лучший кулинар” определялись по пустым мискам и вылизанным до первозданной чистоты тарелкам.

Это были буквально оргии: яичница с жареным мясом и пряностями, горы ростбифа, жареная ветчина. Глаз не оторвешь от разного печенья – просто произведения искусства. Булки и крендели, кукурузный хлеб и запеканки, торты с кокосом и тающие во рту пироги с орехами пекан – это что касалось сладкого. И отрада глазу, праздник желудку – яркие, похожие на цветные витражи, фигурные салаты, залитые желе из зеленого винограда, вишни и ананаса. Все это запивалось водопадами различных напитков.

Женщины, волнуясь и сверкая глазами, с показной скромностью выставляли свои творения на кухонном столе. “Да я просто смешала все это”. Рецепты держались в строжайшем секрете. Готова поклясться, что местное мастерство далеко превосходило таланты любых профессиональных поваров. Мы, например, подозревали, что вкус картофельного салата тети Люсиль впрямую зависел от тщательно провернутого хрустящего сельдерея – уверена, она отмеряла его количество линейкой.

Рони, по-моему, просто шалел от наших сборищ. Он особенно остро ощущал свое одиночество в это время. Кроме того, просто не доверял всей этой щедрости и размаху. Мы угощали друг друга в большой длинной кухне. Это был, что называется, свой круг, со своими домашними шутками и подначками. У Рони никогда не было такой родни, он не привык к подобным излишествам. Он никогда и не ел-то по-настоящему.