Свидетельница - Знаменская Алина

– Ты сейчас бередишь свои раны, – сказала тетя. – Но это пройдет. Ты сама знаешь, что Игорь тебя любит.

– Лен, поговорим о чем-нибудь другом, – попросила я.

Но сменить тему мы не успели. В комнату заглянула Ксюха:

– Можно, я с вами посижу?

– Конечно, – сказали мы в унисон.

Ксюха села на стул, и воцарилось молчание. Мне тяжело было говорить, да и не хотелось. А Лена была счастлива, и ее тяготило общение с несчастными.

– Пока вы тут болтаете, я блинчиков испеку, – подскочила она.

Мы остались вдвоем.

– Свет, поживите с Ирой у меня, – вдруг попросила Ксюха. – Пожалуйста!

Я села на кровати, внимательно взглянула на свою подружку. Ксюха была похожа на брошенную собаку.

– А твоя мама?

– Маме от меня на работу далеко, а у нее я не могу. Там все время этот Валерий Иванович… Он всегда разговаривает со мной таким бодреньким голосом. Прямо тошнит… Я не могу с ними, и одна тоже не могу. Понимаешь?

– Не думаю, что мои будут в восторге от твоей идеи.

– Но вам же удобнее будет у меня. Тебе в школу близко, Ире в сад. Я ее забирать буду. Ну пожалуйста, Свет…

– Я подумаю.

На самом деле я не могла ни о чем думать. Я была рада, что за меня подумали, что я кому-то нужна.

Мы перекочевали в Поле Чудес. Ксюшка по крайней мере не задавала вопросов и не давала советов.

Она все еще находилась в некоторой прострации и, похоже, не совсем ориентировалась в происходящем вокруг. Дома она оставаться боялась, и поэтому таскалась со мной даже на работу.

В интернате подавленную, бессловесную Ксюху моментально облюбовала Карина Грошева. Едва мы появлялись, Карина вцеплялась в мою подругу и не отпускала до самого отбоя.

– Тетя Ксеничка, – пела Карина, заглядывая гостье в лицо, – вы такая хорошенькая, такая красивенькая…

– Спасибо, Кариночка, – удивлялась Ксюха. Под потоком вылитой на нее лести моя подруга начинала оттаивать.

– Какие у вас ногти красивые, какой цвет волос…

Ксюха осторожно гладила рыжие вихры Карины.

– А мне твой цвет нравится. Издалека видно.

– Так давайте поменяемся? – ловко маневрировала Грошева. Наконец она вырулила на главный вопрос: – Тетя Ксюша, а у вас дети есть?

– Нет, – вздохнула молодая вдова и вновь погладила девочку по вихрам.

Грошева замерла, сглотнула и выдохнула не голосом даже, а всем нутром:

– Бедненькая вы моя! – И заграбастала Ксюху обеими своими цепкими ручками.

В пятницу Ксюха помогала мне мыть учеников моего класса. Она притащила в интернат кучу разноцветных мочалок, шампунь «без слез», разноцветные фигурные куски мыла для детей в виде рыбок, слоников и улиток.

– С ума сошла, – прокомментировала я. – Ты хочешь, чтобы они это использовали как мыло?

Я оказалась права. Дети, увидев всю эту красоту, набросились на подарки. Рыбок и слоников попрятали по карманам, а из-за мочалок едва не устроили потасовку.

Остановила всех, как ни странно, все та же Карина.

– Положите мочалки на место! – железным тоном приказала она. – Команды разобрать не было!

Когда мочалки нехотя вернули, Карина объявила:

– Тетя Ксюша сама раздаст. Правда же, тетя Ксюша?

Ксюшка раздала мочалки, и мы повели детей мыться.

Работа меня выручала. Она выматывала меня так, что я уже не могла ни о чем думать. Но моя работа, похоже, выручала и Ксюшку. Мы вдвоем с такой тщательностью оттерли учащихся 2-го «Б», что когда я увидела их, перемытых, на лавке в предбаннике, – с розовыми ушами и чистыми розовыми ручками, только искренне воскликнула:

– А ну-ка, полюбуйтесь на себя в зеркало!

Они не узнавали себя. Очень внимательно разглядывали свои розовые физиономии и хотя и толкались, по обыкновению, и хихикали, но удивления скрыть не смогли.

– Их редко моют? – спросила подруга.

– Почему же? – пожала я плечами. – Обычно их загоняют в баню, дают кусок мыла на троих. Никто не возьмет на себя подвиг двадцать гавриков драить мочалкой. А самих их никто не научил. Постоят под душем, и назад.

Ксюшка только головой покачала.

В интернате ее удивляло многое из того, к чему я уже привыкла.

Отправив мальчишек на ужин, я заглянула в спальню девочек и увидела следующую картину: девочки сидели перед Ксюшкой с вытянутыми руками. Она выдавливала крем каждой на тыльную сторону ладони и слегка размазывала. Карина обнимала мою подругу со спины.

Я могла бы прочитать своей подруге целую лекцию на тему «Как не надо вести себя с интернатскими детьми», но не стала. Зачем?

Ксюшка сама сейчас была одиноким ребенком. И кому больше нужна вся эта канитель: ей или детям 2-го «Б»?

После дежурства мы пошли в детский сад.

Территория сада была хорошо освещена, и мы издалека увидели две фигуры, маячившие на крыльце. Мужчина и ребенок. Игорь и Иришка. У меня внутри все сжалось и подступило к горлу.

– Выпустили, – прокомментировала Ксюшка.

Игорь подошел, буркнул:

– Привет.

Ксюшка подхватила на руки мою дочь и унесла ее прочь, за территорию сада.

Они шли впереди, а мы с Игорем – сзади.

– Ну как вы? – спросил он.

– Нормально. Мы у Ксюши живем.

– Я так и понял.

– А ты как?

– Да вот, отпустили…

– Хорошо.

Разговор застрял. Мы дошли до дороги, отделявшей Простоквашку от Поля Чудес. Ксюша и Иришка топтались на обочине.

– Свет, знаешь… я, конечно, очень виноват, – быстро заговорил Игорь. Мимо неслись машины, рассыпая порции грязи на серые обочины. – Ну, пожалуйста, Свет, возвращайтесь домой!

В этот момент светофор мигнул зеленым.

Машины нехотя остановились.

– Извини, – сказала я, схватила за руку дочь, и мы побежали через дорогу. Едва мы миновали переход, машины с алчностью оголодавших зверей сорвались с места. Я оглянулась. Игорь стоял на другой стороне дороги и смотрел нам вслед сквозь агрессивный поток машин. Очки его бликовали в свете фар.

В конце марта всегда бывает особенно противно вечерами на улице. Темно, сыро и слякотно. Примерно так же было в тот вечер у меня на душе.

Подойдя к калитке, моя дочь обернулась и, не увидев рядом отца, вопросительно уставилась на меня.

Я попыталась сделать вид, что не поняла ее вопроса. Но этот номер не прошел. Она дернула меня за рукав и показала в сторону дороги.

– Папе нужно на работу, – начала я свое вранье. – Он сегодня улетает в Турцию.

Иришка задумчиво посмотрела в небо. Там, в зыбкой вышине, среди мокрых звезд двигалась светящаяся точка. Спутник, наверное.

– Ты его простишь? – спросила Ксюха, когда мы, уложив Иришку, пялились в телевизор.

– Он меня предал, – отозвалась я. – Предательство не прощают.

– Нужно вникнуть в обстоятельства дела, – не согласилась она. – Измена измене рознь.