Зрелые годы Джульетты - Южина Маргарита

– … тогда ты ее вовсе возненавидишь, – хихикнув, продолжила Глаша. – Давай. Покупай фарш. Кстати, Зинаида обещала премию, так что я с тобой расплачусь за продукты… потом.

– Это я с тобой расплачиваюсь. Поняла? За твою работу. Будем считать, что я тебя нанял, чтобы провести с тобой прекрасно время… недорого, – фыркнул Ангаров и подмигнул вскипевшей Глаше.

Время еще позволяло, и они вместе отправились в магазин. Оказалось, что ходить с Вадимом по магазинам было настоящим удовольствием. Нет, он совсем не тыкал нос в каждую упаковку, не вертел придирчиво каждый пакет, а напротив – морщил нос, когда Глаша подтягивала его к полкам с колбасой, тяжко вздыхал, когда она направлялась в овощной отдел, и искренне мучился, когда она выбирала конфеты. И было видно, что это не из-за денег, а просто потому, что ему лень ковыряться в каждом продукте, ему жалко времени, ему уже хочется поскорее домой, на диван. И это… это было так по-домашнему! Так по-семейному, словно они уже сто лет живут вместе, одной семьей, и Глаша каждый выходной вытаскивает своего супруга Ангарова в поход по магазинам и его это уже утомило. И он так по-свойски тянул ее за руку от прилавка с шоколадом! Так ловко хватал за талию и отдергивал от витрин с сырами, что Глаша специально задерживалась возле этих самых витрин и не отходила, пока Вадим ее сам не оттащит.

Из магазина они вышли с кучей пакетов, Глаша щебетала без умолку, а Ангаров притворно хмурился:

– Страшно представить, как в нас все эти пакеты поместятся! Нет, пора заводить свинью.

– Свинью нам уже подложили, лучше собаку…

Конечно же, на встречу они поехали вдвоем с Вадимом. Умница Галка только заслышала, что с ними едет Ангаров, как тут же «вспомнила», что у нее еще куча дел! Чего стоит только перестирать все Димкины носки! Глаша не стала настаивать, в конце концов, должна же она показать себя во всей красе! А Галка… она хоть и бесспорная умница, но нечего ей там сверкать своим умом и ямочками на щеках!

Одноклассница Рудика Тоня оказалась особой довольно пышной, дряблощекой и романтичной.

– Давайте закажем пирожное «Роза Плена»! Обожаю розы! – сразу шумно принялась она кокетничать с Ангаровым.

И Вадим, и Глаша уже успели дома растербушить свои пакеты и плотно перекусить, поэтому на пирожные смотрели, скривив губы.

– Значит, вам пирожное, да? – жеманно топорщила мизинчик Глаша. – А мне сок… грейпфрутовый и… и…

– Кусок пиццы, да? – подсказал Ангаров.

– Мне тоже пиццы! – встрепенулась Тоня. – Обожаю пиццу! С хрустящей корочкой! С сыром! Мне тоже!

– И бутерброд с салом, – хитро стрелял глазами в Глашу Вадим.

– Да-да! И с салом! В нем совсем нет холестерина! И мне! – снова подпрыгивала на месте тучная одноклассница Рудольфа Пудикова.

– А еще можно свинячью ножку! Целиком!

Глаша сначала все округляла глаза, а потом поняла, что Ангаров просто издевается, и махнула рукой:

– Да заказывайте все, что хотите. Мне только сок.

Разговор начался еще задолго до того, как принесли пирожное с бледным кофе. Глаша демонстративно потягивала сок, но и он был не лучше.

– Тонечка, расскажите нам, что за человек этот Рудольф? – проникновенно глядя в глаза Антонины, спросил Ангаров.

И Тонечка начала давиться словами – так ей хотелось угодить приятному мужчине.

– У меня еще в школе был с Пудиковым роман, – зарумянилась пышнотелая кокетка. – Вы не представляете, сколько за мной ухаживало кавалеров! Я же была ужасной красоты девочка! Ужасной! С огромными синими глазами, полными, чувственными губами, аппетитной грудью… Нет, грудь – это потом… У меня была стройная осиная талия и высокий рост! Я выглядела просто королевой! Когда я шла по школе, на меня заглядывались даже… даже бабушки, которые подавали звонки! А уж мужской пол м-м-м… мужчины всех возрастов поленницами складывались у моих ног, а я… я на них не обращала никакого внимания. Я была увлечена…

– Рудольфом, да? – надоело слушать Глаше оду Тони самой себе.

– Нет! Ну что вы! Математикой! – вытаращилась на Глашу бывшая красавица. – У меня всегда по математике стояли крепкие двойки! Вот мне и приходилось ею увлекаться, чтобы не остаться на второй год. Поэтому время на Рудольфа категорически не хватало. А он… Ой, вы знаете, его же в классе никто не любил! Он считал себя… самым обычным гением. А всех остальных записывал в бездари. А у нас были ребята, которые и в олимпиадах по химии участвовали, и стихи писали, и по русскому отличались. Конечно, им было неприятно в бездарях-то числиться. Особенно обижались наши спортсмены… а потом обижали Рудика. Но он упрямо стремился к цели. Он записался в театральный кружок и стал сам придумывать всякие сказки. Только их никто не ставил.

– Почему? – поинтересовался Ангаров.

– Ну, Рудик же… он что всегда сочинял? Сказки, где в главной роли волшебник, а остальные все – зверюшки. И получается: ему роль волшебника, а остальным зайками да белками скакать. Или – будто бы он Дед Мороз, а остальные – елочные игрушки. Ну кому ж хочется в конфету наряжаться или в снежинку в десятом-то классе? Эти снежинки еще в детсаду всю плешь проели. В общем, не понимали его. И только я, только я видела в нем талант.

– Глашка, ты не одна такая дурочка, – шепнул на ухо Глафире Ангаров.

– Это ты своей жене скажи, – тут же поддела его Глаша.

– А чего вы шепчетесь? – сразу же насторожилась Тоня. – Не верите мне?

– Что вы, Тонечка! – замахал руками Вадим. – Я просто шепнул этой даме, чтобы она записывала каждое ваше слово. А она блокнот забыла, ротозейка.

– Вот уж правда, – окинула недобрым взглядом Глашу Антонина. – Ну да ладно, если вы попросите, я вам снова расскажу…

А потом Тонечка немного отвлеклась – принесли пиццу и еще два стаканчика разведенного кофе. Тоня накинулась на угощение, будто до этого голодала дней десять. И о чем бы ее ни спрашивали, она только мычала. Когда на тарелке не осталось даже крошек, Тонечка отодвинула пустую посуду и, закручинившись, стала вспоминать дальше.

– Так на чем я остановилась? – повернулась она к Глаше.

– На вашей любви к Пудикову, вы одна понимали его талант!

– Ну да, и я в него была влюблена по уши. А он на меня внимания не обращал! Паразит. А ведь какой задохлик был… Да на меня вообще-то никто внимания не обращал. Я ж всегда толстуха была, меня так и звали «толстая бочка, родила сыночка», а у меня, прошу заметить, тогда еще детей не имелось. У меня и сейчас их нет. Ну так вот…

Глаша с Вадимом сидели в этих «Слезках» уже второй час, а ничего существенного Антонина так и не сообщила. Едва ее направляли в нужное русло, как у дамы снова разыгрывался аппетит, приходилось ей заказывать очередное пирожное, после чего она всю исповедь начинала сначала.