Сердце вне игры - Григ Кристин

— Пойди лучше разыщи кружевной платочек и помаши мне вслед. У меня нет времени на представления…

Пощечина позвучала как выстрел, и вошедший Стефен Эплтон остановился в растерянности, переводя взгляд с одного на другого.

— Э… Шефер на проводе, в гостиной… — начал он.

Они продолжали смотреть друг другу в глаза. Наконец Грант взглянул на Стефена, мгновенно стерев улыбку с его лица.

— О'кей, — и пошел к двери. Проходя мимо Сары, он неожиданно дернул ее за волосы. — Не бесись, — и проследовал за Стефеном, оставив ее вне себя, с горящей ладонью.

Сара не слышала даже, что отворилась дверь, и вздрогнула, когда Тереза подошла к ней с чашкой шоколада вместо ненавистного молока.

— О, — Сара вытерла мокрые от слез щеки, — я вас не слышала.

— Еще бы, — коротко заметила та, взглянув с сочувствием на обиженные синие глаза. — Ох уж этот внучек! Все распланировал, приготовил, упаковал, а когда ты его поцеловала, побежал, словно дьявол за ним погнался.

— Он рад был уехать. — Сара всхлипнула, взяла предложенный ей платок и высморкалась. Она была слишком расстроена, чтобы притворяться.

— Может быть. Он тебя боится. — Тереза улыбнулась в ответ на недоверчивый взгляд. — Думаешь, он не боится ничего в жизни? — Она хмыкнула и похлопала Сару по щеке. — Боится он. Боится полюбить женщину и потом страдать.

Она присела на край постели, карие глаза были очень печальны.

— Во всем виновата Мария, его мать. Дурная мать. Она оставила Джеймса Гранта, когда Келу было всего девять лет. Мальчишку взяла себе, я думаю, только чтобы получать деньги от Гранта.

А Кел ее обожал. И чем чаще она то уходила из его жизни, то возвращалась, — всегда ненадолго, — тем драгоценнее для него становилась. Когда Джеймс умер, Келу было пятнадцать. Тогда-то я и приютила его. Она приезжала, когда нужны были деньги. Он уже перестал искать для нес оправдания. С тех пор он не верит женщинам, разве что своей старой бабке. — Она слабо улыбнулась и передала Саре шоколад. — Тебе надо поспать. Может, скоро придется еще о ком-нибудь заботиться, кроме Кела.

Сара молчала, стараясь смириться с мыслью, что она, возможно, беременна, но слишком занята, сражаясь с мужем, чтобы заметить это. Ничего удивительного: они ничего не предпринимали, их любовные игры неизбежно должны были завершиться беременностью.

Но если будет ребенок, нужно его защитить! И у нее, и у Кела были связаны с детством болезненные воспоминания. Они оба, каждый по-своему, раньше времени стали самостоятельными. Она потеряла мать, он, судя по всему, никогда ее не имел. Их ребенок должен расти в атмосфере любви и уважения, а для этого многое нужно изменить.

— Я его спрашивала о матери, — призналась она. — Он не стал со мной говорить.

— Да. — Тереза вздохнула. — Она живет во Флориде. Кел дает деньги. Она тратит их на никчемных мальчишек, которые льстят ее самолюбию.

— Вот как, — опечалилась Сара. — Они не встречаются?

— Иногда, — вздохнула Тереза. — Кел приезжает вызволить ее из очередной истории. Они всегда ссорятся.

Взяв у нее пустую чашку, Тереза улыбнулась и заботливо подоткнула ей одеяло.

— Я люблю его. — Сара не могла больше скрывать. Может быть, Тереза не знала всей сложности их отношений, но она должна понимать, как трудно любить такого человека, как Кел. — Мне кажется, ему это совсем не нужно, но я ничего не могу с собой сделать.

К ее удивлению, Тереза засмеялась.

— У тебя не хватает опыта, но есть инстинкт. Люби его, он тебе не сможет помешать в этом.

В самом деле, как просто! Но какая же это мука! Перед нею выбор: показать свою любовь или спрятать ее. И то и другое не сулило ей счастья.

Кел отсутствовал почти весь июль. Дни казались нестерпимо долгими, бесконечно тянулись ночи. Сара вернулась в свою девичью спальню, и все там показалось ей наивным и детским. Комната была обставлена во времена ее краткого бунта против традиций, воплощением которых служил Сент-Клер. Гарнитур из светлого ясеня, удобный, но несколько стерильный, книжные шкафы и стулья чистых, геометрических очертаний не отвечали ее теперешнему смятенному состоянию. Установленные под углом светильники и вазы ярких, плакатных тонов говорили о прямолинейности и отваге юности, которыми она уже не могла похвастаться. Сейчас она была страстно влюбленной женщиной, погруженной в муки и радости своей любви. Она вернулась в комнату, которую делила с Келом, провела там беспокойную ночь и проснулась, разбитая жаждой его тепла. Надо найти к нему путь! А вдруг он сейчас с другой? Сара зарылась лицом в подушку. Нужно что-то делать? Но что?