Такой чужой, такой желанный - Джоансен Айрис

– У нее есть индивидуальность, – сдержанно заметил он. – И зрелость. Ничего удивительного, что такой мальчишка, как ты, попал под ее обаяние. Те хорошенькие куколки, с которыми я тебя вижу, лишь со временем могут приобрести эти качества.

– Ну, хорошенькие куколки тоже имеют свою прелесть, – лениво протянул Гэлбрейт. – Но и твоя маска безразличного ко всему игрока в покер временами сползала, так что, я знаю, ты тоже попал под чары этой Лайзы Лэндон.

– Ты становишься дерзким, Джон. – Клэнси отодвинул стул и встал. – Напомни, чтобы я тебя отшлепал, когда ты меня еще раз рассердишь.

Гэлбрейт состроил гримасу.

– Зачем? Ты сам все помнишь – к сожалению! Ты, должно быть, пойдешь сейчас к ней в гримерную? Хочешь, чтобы я продолжил наблюдения?

Клэнси молчал.

– Нет, – наконец ответил он. – Я сам буду следить.

Гэлбрейт изумленно поднял брови.

– Что? Сам? Да ты же много лет не занимался этим. Ты уверен, что не забыл, как это делается?

– Дерзкий мальчишка! – четко произнес Клэнси. – Слишком дерзкий. Не бойся, как-нибудь справлюсь.

Гэлбрейт выругался про себя и сразу перестал улыбаться. Было совсем не безопасно дразнить Клэнси, который, если его вывести из себя, не задумался бы наказать обидчика. Гэлбрейт покорно поднял вверх обе руки.

– Шучу, шучу! – Он улыбнулся. – Я же не дурак, Клэнси, чтобы сомневаться в твоем умении.

– Прекрасно, что ты так во мне уверен, – произнес Клэнси с несколько загадочной улыбкой. – Иногда я сам начинаю сомневаться в своих способностях. – Он повернулся и быстро направился к двери, за которой скрылась Лайза Лэндон.

В дверь гримерной властно постучали.

Лайза сжалась, но усилием воли заставила себя успокоиться. Нет, это не может быть он. Она не видела Мартина с тех пор, как появилась здесь. И нечего давать волю своему воображению только из-за того, что стук в дверь был не вежливо-просительным, а требовательным. Она взяла бумажную салфетку и начала снимать с лица крем.

– Войдите.

– Бог мой, неужели вам никто никогда не говорил, что нельзя оставлять дверь незапертой? – Мужчина, стоящий в дверях, мрачно хмурился, а его голос звучал резко. – Откуда вы знаете, а вдруг я Джек-Потрошитель?

Лайза изумленно глядела на него.

– Но вы же не Джек-Потрошитель, – растерянно пробормотала она. Впрочем, в мужчине действительно было что-то грозное. Он был более шести футов ростом, с широкими плечами и развитой грудной клеткой портового грузчика. Лицо с широкими скулами и носом, явно когда-то сломанным, казалось резким. Его темный загар выдавал человека, живущего под жарким солнцем тропиков, а волосы, когда-то черные, как вороново крыло, посеребрила седина. Он производил впечатление человека, немало повидавшего, вполне владеющего собой и привыкшего всегда добиваться своего. Лайза почувствовала, что в ее душе нарастает протест. Она уже по горло сыта властными мужчинами! Она гордо подняла подбородок: – Хотя вы вполне могли бы им быть! Так что вам лучше уйти.

Выражение его лица не изменилось, но Лайза почувствовала, что он удивлен. Неожиданно он улыбнулся с покоряющей теплотой. Это преображение сурового лица поразило ее.

– Я был груб, не так ли? Вам придется меня простить. – В его низком голосе она уловила едва заметный акцент. – Я никогда не отличался деликатностью. Меня зовут Клэнси Донахью, мисс Лэндон. Я бы хотел поговорить с вами, если можно. – В его глазах вспыхнули веселые искорки. – Чтобы чувствовать себя спокойнее, вы можете обыскать меня. Я не вооружен и беззащитен.

Поверить в это было трудно. Клэнси Донахью абсолютно не производил впечатления беззащитного человека. Но его лукавая очаровательная улыбка заставила ее невольно улыбнуться в ответ.

– Ну ладно, поверю вам на слово. Заходите, мистер Донахью. Что вас привело? – Она продолжала снимать с лица крем.

Он закрыл за собой дверь, и небольшая гримерная вдруг показалась совсем тесной.

– Мне нужна ваша помощь. – Он подошел к ней поближе. – Вы пропустили вот тут… Дайте-ка мне. – Он взял салфетку и бережно стер капельку крема с ее виска. Движения таких мощных рук были неожиданно мягкими. Если сам жест и носил характер интимности, то Клэнси проделал все непринужденно и естественно. – Ну вот, все в порядке. – Он бросил салфетку на столик. – А без грима вы мне нравитесь еще больше. У вас такая чудесная кожа! – Его голос звучал совершенно спокойно. – Матово-белая и нежная, как лепестки камелии. Это сравнение пришло мне в голову, когда вы пели. Я наблюдал за вами.