Отчаянный шантаж - Робертс Нора

– Это вовсе не значит, что ты не справишься с собственным бизнесом. – Анна достала из холодильника большой кусок моцареллы и начала натирать его. – Множество людей, не желающих тратить редкое свободное время на уборку, стряпню, стирку, с удовольствием заплатят надежным людям за помощь по дому. Согласитесь, Сибил, традиционные роли меняются. Некоторые женщины не могут и не хотят проводить свободное время в кухне.

– Я бы согласилась, только… Ну, вы же сейчас на кухне.

Анна замерла, озадаченно замигала, потом откинула назад голову и расхохоталась. Сибил смотрела и думала, что этой женщине больше подошла бы пляска вокруг костра под звуки цыганских скрипок, чем возня на кухне.

– Вы правы, абсолютно правы. – Все еще смеясь, Анна покачала головой. – Пока мой мужчина лентяйничает в кресле перед телевизором, слепой и глухой ко всему, кроме бейсбольного матча, я батрачу на кухне. Обычная воскресная сцена в этом доме. Однако я не возражаю. Я люблю готовить.

– Правда?

Различив в голосе Сибил недоверие, Анна снова рассмеялась.

– Правда. Только не тогда, когда приходится бежать с работы и думать, чем бы накормить голодных мужчин. Вот почему мы установили график. По понедельникам подъедаем то, что осталось с воскресенья. По вторникам страдаем от стряпни Кэма. Такой повар, как он, даже в страшном сне не приснится. По средам покупаем готовые блюда, по четвергам на кухне дежурю я, по пятницам – Филип, по субботам перехватываем что-нибудь.

– Анна планирует назначить Сета шеф-поваром на среды, – заметила Грейс.

– В его возрасте?

Анна откинула назад волосы.

– Через пару недель ему стукнет одиннадцать. В его возрасте я готовила потрясающий красный соус. Главное – внушить Сету, что, научившись готовить, он все равно останется мужчиной. – Анна бросила в кипящую воду широкую плоскую лапшу и добавила:

– И если я намекну, что он сможет хотя бы в чем-то переплюнуть Кэма, он будет стараться изо всех сил.

– Сет и Кэм не ладят?

– О, они прекрасно ладят. – Анна вскинула голову, так как гостиная взорвалась подбадривающими криками и топотом. – А Сет больше всего на свете любит производить впечатление на старших братьев. Что, естественно, вызывает споры и постоянные подкалывания. Как я понимаю, у вас нет братьев.

– Нет.

– Сестры? – спросила Грейс и удивилась, почему глаза Сибил словно подернулись ледяной коркой.

– Одна.

– Я всегда мечтала о сестре. – Грейс улыбнулась Анне. – И теперь у меня есть сестра.

– Мы с Грейс – единственные дети в своих семьях. – Проходя к плите, Анна мимолетно сжала плечо Грейс, и этот ласковый непринужденный жест вызвал в Сибил зависть. – А поскольку мы влюбились в братьев Куин, то быстро компенсируем одинокое детство. Ваша сестра живет в Нью-Йорке?

– Нет. – У Сибил засосало под ложечкой. Она была не в состоянии продолжать этот разговор. – Простите меня. – Она рывком поднялась. – Можно воспользоваться ванной комнатой?

– Конечно. По коридору первая дверь налево. – Анна подождала, пока Сибил не вышла, затем повернулась к Грейс и поджала губы:

– Не могу понять, нравится она мне или нет.

– Похоже, она несколько не в своей тарелке, – заметила Грейс.

Анна пожала плечами:

– Ну, поживем – увидим.

Оказавшись в ванной комнате, Сибил быстро сполоснула лицо. Ей было жарко, она нервничала, ее подташнивало. Она не понимала эту семью, шумную, временами грубоватую, объединившую людей с самым разным прошлым… Однако они казались счастливыми и явно очень любили друг друга.

Сибил вытерла насухо лицо и уставилась на себя в зеркало. В ее семье никто никогда не подшучивал друг над другом, не повышал голос. Естественно, кроме тех безобразных случаев, когда Глория переходила все границы. Только сейчас Сибил не смогла бы честно ответить на вопрос, были ли они когда-либо счастливы, было ли им когда-либо легко друг с другом. И любовь в их семье никогда не была главной, никогда не выражалась открыто.

"Просто мы все не очень эмоциональны, – сказала себе Сибил. – Я всегда руководствовалась здравым смыслом и защищалась от взрывов Глории. Жизнь спокойнее, если полагаться на интеллект. Я это знаю. Я в это верю».

Однако теперь ее уверенность была поколеблена. Она чувствовала себя лгуньей, шпионкой, врагом в стане противника. Пришлось напомнить себе, что она делает это ради ребенка, что этот ребенок – ее родной племянник и что она имеет полное право находиться здесь. Это немного успокоило ее.