Рыцарь в потускневших доспехах - Мэйджер Энн

Чане неспешно опустил ее — так, что ее мягкое тело скользнуло по его длинному мускулистому телу. Она ощутила жар и дрожь.

Она не была ребенком. Как и он.

Он посмотрел на ее рот жадным взглядом. Ее шею залил лихорадочный румянец. Она задыхалась. И быстро шагнула назад, глотая воздух, приглаживая волосы, поправляя упавшую с плеча тонкую черную бретельку купальника и не осмеливаясь взглянуть на него, хотя знала, что его горячие темные глаза смотрят на нее.

Дети угомонились. Девочки вскинули брови и обменялись понимающими улыбками. Зардевшийся Патрик отвел глаза и вырыл нору в песке своей голой ступней.

— Эй, ребята! — вскричал Чане, поднимая диск фрисби. — Кто поймает его — получит доллар! — И бросил диск вдоль пляжа.

Все четверо кинулись за фрисби. Напряжение спало. Все заигрались до изнеможения и стали просить Чанса остановиться.

— Я голоден, — сказал Патрик, бросая диск фрисби в направлении раскладного стола, установленного рядом с джипом. Дети ринулись к столу. Чане повернулся к Даллас:

— Я тоже голоден.

Дети скрылись за дюнами. Когда Даллас поняла, что осталась с Чансом наедине на этом продуваемом ветром пляже, ее сердце забилось быстрее.

— Тогда почему мы не едим? — прошептала она.

Он подошел с важным видом:

— И ты это говоришь мне?

Смеющийся отблеск остался в его карих глазах. Что-то стихийное, казалось, витало в воздухе. Он взял ее руку, и она позволила его теплым пальцам переплестись с ее пальцами. Он повел ее к столу.

Патрик проглотил кусок своего гамбургера, взглянул на них и просиял. И совершенно неожиданно объявил:

— Мы так ездили вместе с мамой и папой. Мы снова почти как настоящая семья.

Чане поднял голову, и Даллас удивилась теплу его глаз. Чане вместе с детьми заставил ее почувствовать семейную атмосферу. И он был более притягательным для нее, чем кто-либо прежде.

Когда они закончили свою трапезу, Чане спросил:

— Дети, вы не возражаете против уборки и против того, чтобы перенести все в джип?

— Ох! — Патрик выглядел обиженным. — Мы только-только обосновались здесь. И уже приходится уезжать?

— Нет, пока ваша тетя и я не вернемся с прогулки.

Дети тотчас притихли. Их широко раскрытые глаза перебегали с Чанса на Даллас. Они обменялись многозначительными взглядами. Стефи смущенно схватила Белую Лошадку. Дженни запротестовала было, что сейчас не ее очередь убирать со стола, но Ренни утихомирила ее сестринским пинком.

— Ой!

За столом воцарилась тишина. Ренни невинно вращала глазами:

— Конечно, Чане: мы все с удовольствием наведем порядок.

— Гуляйте столько, сколько вздумается, — поощрил Патрик.

— Пока не стемнеет, — поправила брата Ренни, подмигнув хмурящейся сестре.

Стефи бросилась к Даллас и прошептала ей на ухо:

— Пожалуйста, не говори больше Чансу ничего плохого.

Когда Даллас взглянула на Чанса, его непроницаемые карие глаза встретили ее колеблющийся взгляд. Его окружала такая аура чувственности, что нервы ее завибрировали.

— Вы определенно завоевали детей. Он сжал ее запястье, и сердце у нее забилось. Чане повернул Даллас лицом к себе.

— Хорошо. Значит, осталась только ты сама. Каждая клеточка ее тела, казалось, плавилась. Морской пейзаж превратился в страну чудес, наполненную магией; рука в руке они шагнули в наступающие сумерки. Когда они потеряли из виду джип, Даллас разрешила Чансу обнять ее.

— Ты завоевал и меня, — призналась она, чуть дыша, когда он властно перегнул ее назад и поцеловал.

Их губы медленно и неохотно разъединились. Затем он поднял ее и закружил — так же, как и тогда, когда они гоняли фрисби. Только сейчас в ее волосах отражался лунный свет и рядом не стояли дети-соглядатаи.

Вместе они упали, смеясь, на влажный песок. Черный бархатный балдахин, крапленный мерцающими звездами, накрыл их. Темная мерцающая волна захлестнула их. Их смех замер. В шепоте волн и ветра слышались любовные обещания.

Он склонил голову, прижимаясь к ее мокрым волосам, и его дыхание навеяло на нее дрожь возбуждения.

— Я просыпался каждую ночь, желая этого.

Его рука ласкала ее грудь. Он обхватывал ее грудь своими мозолистыми пальцами и мял соски, пока они не набухли, а кровь в ее жилах не превратилась в горячую лаву. Его пальцы слегка касались ее губ, обводя их чувственную полноту, пока она не разомкнула губы и, желая его всего, возбужденно не всосала его пальцы, подобно распутнице.