Клуб холостяков - Стил Даниэла

– Нет. Никаких мужчин. Никаких детей. И никаких биологических часов. Я их еще несколько лет назад выбросила на помойку. И с тех пор живу припеваючи.

– Как это понять? – Чарли не отступал, но Кэрол как будто и не возражала. Он понимал, что она не станет отвечать, если не захочет.

– Мои дети – это подопечные в центре. – Судя по всему, Кэрол действительно не видела ничего необычного в таком образе жизни.

– Сейчас вы так говорите, а когда-нибудь пожалеете. Женщина не может не думать о собственной семье. Замуж надо выходить вовремя. А вот мужчина и в шестьдесят, и в восемьдесят может обзавестись семьей, если, конечно, не боится стать посмешищем.

– Ну тогда так: когда мне будет восемьдесят, я кого-нибудь усыновлю.

Она улыбнулась, и Чарли вдруг ощутил смутное дыхание трагедии. Он хорошо изучил женщин. У Кэрол в прошлом произошло что-то страшное. Он не знал, что именно, и не мог бы объяснить, по каким признакам догадался, но он это явственно чувствовал. Слишком быстро она отвечала на вопросы, слишком тверда была в своих решениях. Никто в мире не может быть так во всем уверен, такими становятся, только пережив большое горе. Чарли это знал по себе.

– Кэрол, вы меня не проведете, – осторожно проговорил он. Он боялся, что спугнет ее и она спрячется поглубже в свою раковину. – Вы же любите детей. И у вас наверняка есть мужчина. – После сегодняшнего разговора он пришел к заключению, что подозрения насчет нетрадиционной ориентации были напрасными. Ничто в ней не говорило о лесбийских наклонностях, хотя Чарли понимал, что может ошибаться, как уже пару раз случалось. И все же она не похожа на лесбиянку. Просто очень закрытый человек.

– Нет. Никакого мужчины, – бесхитростно отвечала Кэрол. – Времени нет. И интереса тоже. Плавали уже, знаем. У меня уже четыре года никого нет.

Чарли прикинул, что центр она открыла год назад. Уж не безответная ли любовь заставила ее повернуть в этом направлении? Чтобы залечивать и свои, и чужие раны?

– В вашем возрасте это большой срок, – заметил он, и она улыбнулась.

– Вы все говорите о моем возрасте, как будто мне двадцать лет. Я уже не девочка. Мне тридцать четыре. Совсем немало, на мой взгляд.

Он посмеялся.

– Только не для меня. Мне-то уже сорок шесть.

– Вот именно. – Она быстро перевела стрелки на него. – При этом вы не женаты, и детей у вас тоже нет. Что вы на это скажете? Почему сами не заведете семью? Почему ваши часы не тикают, если вы на двенадцать лет меня старше? – Хотя она готова была признать, что выглядит он моложе.

Чарли вполне можно было дать на десять лет меньше, но в последнее время он стал острее ощущать свои сорок шесть лет. Кэрол тоже выглядела моложе своих лет. Ей можно было дать лет двадцать пять – двадцать шесть. Они прекрасно смотрелись вместе, оба одного типа, их можно было принять за брата с сестрой, недаром и самому Чарли при первой встрече Кэрол напомнила сестру и мать.

– Мои часы как раз тикают, – признался он. – Просто я еще не встретил свою единственную, но надежды не теряю.

– Все это чушь собачья, – припечатала Кэрол. – Закоренелые холостяки всегда так говорят. Вы дожили до сорока шести лет и не встретили ту, кого хотели бы сделать спутницей жизни? Да оглянитесь просто вокруг, плохо искали. Нелепая отговорка – «не нашел свою единственную». Тогда найдите себе что-нибудь взамен! – сухо проговорила она и отпила вино. Чарли воззрился на нее с нескрываемым изумлением. Кэрол смотрела прямо в корень, а самое неприятное – была абсолютно права, и он это понимал.

– Ладно, сдаюсь. Были, наверное, и подходящие, но при условии определенного компромисса с моей стороны, а я все искал свой идеал.

– Такого вам не найти. Никто не совершенен, думаю, что в свои годы вы это хорошо знаете. Тогда в чем же дело?

– В страхе, – честно признал он. Впервые в жизни он признался в этом вслух постороннему человеку. Чарли не ожидал от себя подобной откровенности.

– Так-то честнее. А почему? – Она была настоящий профессионал, Чарли только сейчас это понял. Заглядывать в чужую душу, читать мысли – это ее работа. И любимое дело. Но Кэрол не хотела его обидеть. Ее интерес был вполне искренним.

– Видимо, дело в том, что в шестнадцать лет я лишился родителей, все заботы обо мне взяла на себя старшая сестра, а через пять лет она умерла от опухоли мозга. Вот и все, моей семьи не стало. С тех пор в моем сердце поселился страх. Страх потерять тех, кого я люблю. Вот поэтому я и боюсь заводить семью, я так и жду, что опять случится что-нибудь страшное.

– Понимаю вас, – тихо промолвила Кэрол, внимательно выслушав его. – Люди умирают, уезжают, пропадают, это жизнь. Но если вы боитесь потерь, то рискуете закончить жизнь в одиночестве. Или вас это не тревожит?

– Не тревожило. – Он использовал прошедшее время. В последнее время он изменил своим принципам и задумался о своей одинокой жизни, но Кэрол он не хотел пока больше ничего говорить. Во всяком случае, до поры до времени.

– За свой страх вы платите слишком высокую цену, – продолжала Кэрол. – Это страх любви. Я это очень хорошо понимаю. – Она вдруг почувствовала, что может рассказать все этому мужчине. Он доверил ей свою боль, свою историю, и она ответила ему тем же. – Я вышла замуж в двадцать четыре года. Мой муж был другом моего отца, руководителем крупной фирмы, он основал известную фармацевтическую компанию. Человек незаурядных способностей и неуравновешенный психически. Он был старше меня на двадцать лет. Самовлюбленный, неуравновешенный. Большая умница, преуспевающий бизнесмен, обаятельный – и одновременно алкоголик с садистскими наклонностями, совершенно невозможный в семейной жизни. Это были худшие шесть лет моей жизни. Я жила с психопатом, а все вокруг твердили, как мне повезло быть его женой. Потому что никто не знал, что он творит дома. Он постоянно меня мучил, я пыталась уходить из дому, но всякий раз ему удавалось заманить меня обратно. Он меня будто околдовал. Мучители никогда не выпускают свою добычу из рук. Я попала в аварию – мне кажется, я к этому подсознательно стремилась. У меня было одно желание – умереть. И пока я лежала в больнице после аварии, я словно прозрела и больше к нему не вернулась. Год я пряталась в Калифорнии, познакомилась с замечательными людьми и поняла, чем хочу заниматься. Вернулась домой, открыла центр и больше назад не оглядывалась.

– А что стало с ним? Где он теперь?

– Здесь, как и был. Мучает кого-то другого. Ему уже за пятьдесят. В прошлом году женился на молоденькой девушке. Бедняжка! Хотя он все такой же обаятельный. И такой же ненормальный. До сих пор мне иногда звонит, даже письма писал, что его нынешняя жена для него ничего не значит, что он по-прежнему любит меня одну. Я, конечно, ни разу ему не ответила и отвечать не собираюсь. Звонки я слушаю через автоответчик, когда он звонит – не подхожу. Я этим уже переболела. Но больше испытывать судьбу я не имею никакого желания. Наверное, это диагноз – боязнь обязательств. – Кэрол улыбнулась. – Или отношений – называйте как хотите, я не обижусь, но меняться не собираюсь. Не имею никакого желания отдавать себя на заклание. Я ведь раньше и не подозревала, что такое может быть. Кто бы вообще мог подумать?! Для всех он был интересный, обаятельный, состоятельный человек. Он из так называемой добропорядочной семьи, и мои родные долгое время считали, что это со мной не все в порядке. Может, они и до сих так думают, не знаю. Для них я – белая ворона. Но я жива, в здравом уме, что, если знать обстоятельства моей семейной жизни, могло бы вызвать сомнения, впрочем, только до того момента, как я въехала в зад какому-то грузовику. Наверное, от удара у меня в голове все встало на свои места. Поверьте, мои повреждения от аварии не шли ни в какое сравнение с тем, что я изо дня в день получала от мужа. Так что свои биологические часы я выкинула в окно вместе с туфлями на каблуках и косметикой, а также всеми моими коктейльными платьями и обручальным кольцом. Хорошо, что детей у нас не было. А то, боюсь, я бы уйти не решилась. А теперь вместо одного или двоих собственных у меня их целых сорок, весь район, да еще Габи с Зорро. И я теперь куда больше довольна жизнью, чем прежде.