Танец судьбы - Браун Сандра

– Тебе нелегко поверить, что я люблю тебя, да?

– Почему ты спросил об этом? – От страсти к нему у нее перехватило дыхание.

– Ты не возражаешь, если я, как любитель психологии, кое-что проанализирую?

Блэр кивнула.

– В ранней юности ты постоянно нарушала общепринятые нормы. Твоим сверстникам было трудно дружить с тобой. Они не понимали тебя. Тогда ты замкнулась и стала еще более скрытной. Родители не понимали твоей тяги к искусству, твоего артистизма, потребности танцевать. Они хотели видеть тебя такой, как все. Ты ведь до сих пор не изжила ощущение отверженности, испытанное в юности. Даже сейчас, добившись успеха, ты ищешь признания и поощрения. Именно поэтому встреча с друзьями вчера вечером так огорчила тебя. Они не поняли и не одобрили тебя.

Глаза Блэр затуманились слезами. Каким образом он видит ее насквозь? Как он позволяет себе говорить о том, в чем она не может себе признаться? Откуда такое понимание ее внутренних переживаний, мироощущения?

Не успев обдумать то, что сказал Шон, Блэр неожиданно для себя сказала:

– Я никогда не была человеком толпы. Я иначе устроена. Мои родители, вместо того чтобы поощрять мои интересы, отвергали все, к чему я стремилась. Они не понимали, почему я не такая, как мои братья и сестры. Я уезжала в Нью-Йорк с мыслями: «Вы еще увидите. Я докажу вам». – Блэр запрокинула голову и невесело засмеялась. – Они до сих пор не примирились с моим образом жизни.

– Прости меня, – негромко сказал Шон. – Я знал, что это заденет тебя. Конечно, отношение родителей к тебе – очень важно, но ведь отношение к тебе других людей не имеет такого значения. Не кажется ли тебе, что, стремясь к признанию, ты на самом деле жаждешь, чтобы люди принимали тебя такой, какая ты есть?

Обхватив ладонями голову Блэр, он поднял ее.

– Ты – яркая индивидуальность, независимо от того, вернешься ли ты к танцам или нет. Твой талант – это дар Божий, и если ты удостоена такой награды, имеет ли значение то, что думают о нем люди, или то, что они думают о тебе? Я люблю тебя, Блэр, но знаю, что это приводит тебя в ужас. Ты оградила себя стеной и, боюсь, никогда не позволишь мне разрушить ее. Или позволишь? Дашь ли мне возможность любить тебя? Сможешь ли сама полюбить меня?

Полюбить его? Да, это казалось возможным. Более чем возможным. Мысль о том, чтобы жить без него, страшила и ужасала Блэр. Он наполнил ее дни светом, весельем, радостью. Но все же она боялась принять окончательное решение. Любовь – дело тонкое. А вдруг он когда-нибудь бросит ее, и она снова будет одинокой.

Но он говорит, что любит ее. А любит ли его она? Нужно все хорошо обдумать и взвесить. Но не сейчас. Сейчас он слишком близко, слишком возбуждает ее и к тому же… обнажен.

Блэр приложила палец к его губам. Ее взгляд проник в самую глубину его глаз – так, словно их души могли общаться без слов.

Она пообещала ему лишь одно:

– Если я когда-нибудь позволю себе кого-нибудь полюбить, то это будешь ты.

– Это еще что такое? – воскликнула Пэм, распахивая дверь перед гостями, прибывшими на воскресный обед.

– Он вбил себе в голову, что меня надо носить на руках, – оправдывалась Блэр. – Просто невозможно убедить его в том, что ноги у меня совсем не болят.

– Что-то не верится. Особенно после пятницы. Ты вполне могла повредить их, – возразил Шон, заглядывая в лицо Блэр и досадуя, что не встретил ее лет на десять раньше. Сейчас она стала частью его жизни, и ему было трудно вообразить, что он прожил все эти годы, не зная ее. Уже целых два дня, просыпаясь по утрам, он приходил в восторг, видя рядом ее, такую маленькую и легкую, что даже матрас под ней почти не проминался.

Касаясь ее кожи, он не веркл, что она вообще бывает такой нежной. Глядя на ее волосы, он изумлялся, что они такие блестящие и шелковистые и так чудесно скользят между его пальцами. Глядя, как она накладывает макияж перед зеркалом в ванной комнате, он удивлялся великому разнообразию ее кисточек, пузырьков и коробочек и надоедал Блэр вопросами об их назначении.

Он с упоением исследовал ее тело, то и дело разведывая и находя что-то новое. К сожалению, результаты этих исследований Шон не мог нигде зафиксировать. Например, Шон пришел к выводу, что ее волосы, дыхание и кожа источают дурманящие ароматы, несравнимые ни с какими духами.

По мере того как его спальня и ванная стали заполняться женской одеждой и принадлежностями туалета, Шон все яснее понимал, насколько безрадостно он жил до сих пор. Конечно же, наполнить его жизнь могла далеко не всякая женщина. Такое могла сотворить лишь малютка Блэр, наделенная железной волей, но сейчас испытывающая страх перед будущим и очень уязвимая. Слова, произнесенные ею на берегу океана, прозвучали как клятва. Она полюбит его. Он предчувствовал это.