Не ходите, девки, замуж! - Веденская Татьяна

– Ну вот! С Мусякиным помогает? Любит его?

– Не то слово! – соглашалась я, и в этом вопросе, надо признать, Володя был совершенно идеален. В ребенке нашем он души не чаял и позволял тому совершенно сесть себе, а заодно и мне, на голову. Отчасти это объяснялось тем, что Мусякин был его единственным сыном, родился он, когда Володе уже стукнуло сорок три года. Согласитесь, при таком раскладе было бы странно не любить ребеночка. Мы оба любили Мусякина безоглядно, чем и портили его.

– Тебе с ним просто сказочно повезло! – резюмировала мама. – Я с твоим отцом всю жизнь только слезы лила!

– Да? – удивлялась я, потому что чего-чего, но слез я не наблюдала в глазах моей мамы. Разве что, если она тоже выпивала.

– А как я жила? Что я видела в жизни хорошего? Твой отец же мне даже выдохнуть не давал, – упиралась мама. Вот это самое – насчет «выдохнуть» – я слушала всю свою сознательную жизнь, но так и не поняла, что именно имела в виду мама под этим словом. Что она много работала? Возможно. Папа получал пенсию по инвалидности, иногда подрабатывал в стекляшке, получая оплату натурпродуктом, то есть разливным пивом. Мама же – вечно усталая ворчливая женщина, получившая образование в одном из чудесных учебных заведений, именуемых теперь у нас колледжами, а в ее студенческую бытность звавшимися просто ПТУ, – свою трудовую биографию создавала, стоя у станка на кондитерской фабрике. Можно догадаться, что детство мое было настолько «сладким», что я до сих пор не могу даже смотреть на конфеты. У мамы были широкие шершавые ладони, доброе сердце и громкий голос. Еще она умела материться так, что даже у бывалых закладывало уши.

– Ты права, мам, – на всякий случай согласилась я, отодвинув трубку телефона от уха. Фразу про «выдохнуть» мама практически прокричала.

– Конечно, я права. Хороший муж – большая редкость, – подчеркнула она, припечатав к этому пару совершенно непечатных слов.

Я покачала головой, но ничего не сказала, дабы не усугубить мамино словотворчество. Только про себя немного порадовалась, что большую часть своего генетического набора Мусякин явно получил не от меня вместе с моими мамочкой и папочкой, а от мужа. Черные волосы и зеленые Мусякины глаза – это от него. Володя с первого взгляда показался мне очень даже красивым. Хотя тогда же и исключительно замкнутым, нелюдимым и высокомерным субчиком. В то время я работала в банке, а он обслуживался у нас в отделении, приезжал обычно на велосипеде или прибегал в спортивном костюме. Владимир был румян, имел здоровый цвет лица – живой укор всем курящим и пьющим. В банке Владимир Германович Тишман стоял в очереди, выполнял все свои дела почти молча, отвечая на вопросы короткими «да» и «нет», и ни разу не посмотрел кому-то в лицо, не то чтобы в глаза. Он умудрялся жить погруженным в себя, отчего смотрелся невероятно заносчивым. Что ж, я лишний раз убедилась, что никогда не стоит судить о людях по первому впечатлению.

– Да, он хороший. Только вот вся эта наша ситуация… – вздохнула я. Иногда я просто не могла найти в себе сил, чтобы посмотреть на вещи рационально.

– Не дури и будь счастлива, – проворчала мама. Ее можно понять, после всех этих лет с папой, который периодически приползает домой на карачках, мой муж казался ей просто идеалом. С ним определенно можно было хоть как-то вдохнуть. И даже потом выдохнуть. Владимир оказался милым, очень терпеливым и неконфликтным мужчиной, молчаливым (здесь Мусякин тоже пошел в него), готовым всегда прийти на помощь. Он хорошо зарабатывал, работая переводчиком с нескольких языков.

Итог такой: мой муж Владимир Тишман – ответственный человек, способный обеспечить свою семью. Он добр, умен, обаятелен, у него чудесные друзья, а вот родственников, напротив, никаких нет. Только где-то в Санкт-Петербурге живет его мать, которую я никогда не видела. Они с ней не слишком дружат. Да что там, они практически вообще не общаются, хотя он регулярно посылает ей деньги. Пару раз я видела квитанции за переводы, но ни разу Володя ничего не сказал о своей матери. Если я спрашивала, говорил, что он уже достаточно взрослый, чтобы общение с родительницей сводилось к пересылке денег, но то, как он это говорил, наводило на мысль, что не все так просто. Что-то там было между ними. Но что именно между ними произошло и почему они совсем как чужие – я не знаю. Прожив с Владимиром больше трех лет, поняла, что, если он сам чего-то не хочет с тобой обсудить, лучше и не лезть в душу. Все равно никакого толку. Владимир всегда был последователен и тверд в своих решениях. Это же тоже плюс? Наверное.