Семейный стриптиз - Голдсмит Оливия

В детстве у Мишель не было дома. Мама-официантка приносила с работы готовые ужины и упаковки пива, а отец вечно разрабатывал грандиозные проекты, каждый из которых заканчивался крахом, но требовал тем не менее многочасовых визитов в бары.

Мишель вздрогнула, словно кто-то прошелся по ее мо­гиле. По логике жизни, счастье ей не светило, разве что в качестве компенсации за трудное начало. Родилась она в Бронксе – всего милях в двадцати-тридцати отсюда, но при этом в совершенно ином мире. Мать ее была ирланд­кой, уроженкой графства Корка, отец – из американо-ир­ландской семьи. Сын пожарника, он и сам пошел по той же части, но однажды явился на работу в той стадии, когда море по колено и огонь нипочем, нырнул в горящий дом и пропал навсегда под шестью этажами завалов.

Мишель не слишком страдала без шумного и грозного отца. Но, будучи единственным ребенком – большая ред­кость в ирландских семьях, – после его смерти она оста­лась наедине с беспомощной, к тому же немедленно впав­шей в депрессию матерью. А когда бабушка Мишель забо­лела, Шейла отправилась в Ирландию помогать, оставив дочь в тоскливом обществе родителей мужа. Месяц для ре­бенка – немыслимо долгий срок; полгода – и вовсе веч­ность. Шейла исчезла на два года, и этого времени ее доче­ри хватило с головой, чтобы пропитаться одиночеством и поверить в предательство матери. Тогда-то Мишель и ре­шила, что нет на свете ничего важнее любви к мужу и детям. Тогда-то и поклялась, что ни за что не превратится в Шейлу.

Доведись ей сейчас снова пережить свое грустное, труд­ное детство, она сделала бы это не задумываясь, лишь бы жребий опять подарил ей Фрэнка Руссо в качестве мужа, двоих детей, чудного пса и дом в чистом, уютном уголке графства Уэстчестер, где царят тишина, спокойствие, бла­гополучие. Сытная и здоровая пища, свежее постельное белье, одежда, аккуратно разложенная по полочкам в шка­фах. Засаженный цветами сад и две великолепные, надеж­ные машины.

Первые годы замужества Мишель все следила за каж­дым бокалом вина, выпитого Фрэнком, в душе ожидая и страшась, что муж напьется и все ее счастье рухнет. Однако этого не случилось, ни разочка.

Шагая вслед за Поуки по улице, Мишель в который раз благодарила судьбу за прекрасного мужа, замечательных детей и хороших друзей. Ей ли не знать, что в каких-нибудь пяти домах отсюда Джаде приходится кормить супру­га-бездельника, который целыми днями валялся на дива­не, пока жена выматывается в банке. Подумать только, Клинтон, это ничтожество, еще и на сторону гуляет! И как только Джада с этим мирится? Ни капельки не жаль, что партнерство Фрэнка с Клинтоном развалилось!

Мишель вполне отдавала себе отчет в собственных до­стоинствах. Борец по жизни, она всегда сражалась до пос­леднего, и в трудные минуты на нее можно было поло­житься. Кругом рушились браки и выставлялись на прода­жу дома, а ее брак, ее дом даже не пошатнулись. Как и дружба с Джадой.

С Джадой, впрочем, не все и не сразу было идеально. Переехав на улицу Вязов, Мишель страдала от одиночест­ва, пока не познакомилась с Джадой. Каждое утро в тече­ние последних четырех лет они на пару, если не считать Поуки, наматывали мили по улочкам квартала. К утрен­ним прогулкам-пробежкам обе относились почти с рели­гиозным фанатизмом – иного времени для себя ни одна из них не находила. Поначалу общение ограничивалось нейтральными темами: дети, учеба и прочее. Позже, когда умерла Шейла, коснулись родителей. Джада рассказала о своем детстве, Мишель поделилась своими печальными воспоминаниями – с тех пор они и подружились. Сплет­ничали о соседях, переписывали друг у друга рецепты, хвастались новыми тряпками и делились женскими секре­тами. В последнее время все больше говорили о Клинтоне.

О-о-о-ох! Мишель с наслаждением потянулась всем стройным телом, как будто решила взлететь к фиолетовому небу. Как там Джада? Она прошла несколько оставшихся до дома Джексонов метров и остановилась напротив. Клинтон мечется по кухне. Джады не видно. Что ж, зна­чит, сегодня не судьба, пора двигать назад.

Пока Поуки шуршал листьями на их участке, Мишель любовалась собственным домом, словно увидела его впе­рвые. Прелестный дом. Ее гордость. И дом, и тело, и детей, и жизнь свою Мишель содержала в чистоте и порядке. Даже Поуки был чистокровным кокер-спаниелем, не чета дворняжкам, вечно ошивавшимся в родительском доме.

– Верно, Поуки?

Кокер взглянул на нее с интересом, склонив набок шелковистую голову.