Блестящая девочка - Филлипс Сьюзен Элизабет

После этого Флер попросила Гретхен избавить ее от него. Но Гретхен была упряма и выполняла свои задачи. Бизнес есть бизнес, и Шон Хауэлл рядом с Флер Савагар — это то, что надо.

Когда Флер попыталась поговорить об этом с матерью, Белинда сделала таинственное лицо и заговорила так туманно, будто перешла с английского языка на арабский.

— Но он же звезда. Находясь рядом с тобой, он придает тебе еще больше веса и значимости в глазах публики, дорогая. Боже мой, во всей Америке не отыскать девочки, которая не хотела бы оказаться на твоем месте.

Флер пожаловалась, что эта «звезда» то и дело норовит засунуть руку ей под юбку. Белинда улыбнулась:

— Он же известный человек, детка. А известные люди не такие, как все. Они не должны придерживаться общепринятых правил. Я уверена, ты с ним сладишь.

Флер заметила, каким разочарованным стало лицо Криса, и не сомневалась, что у нее оно такое же.

— Но, Белинда, — возразила она, — вечеринка в субботу вечером. А игра в воскресенье. Так что мы можем пойти.

Белинда стиснула ее руку.

— Не думаю, дорогая. Ты припозднишься, тебе надо будет отдохнуть. Я сожалею, Крис, может, как-нибудь в другой раз.

— Конечно, миссис Савагар. — Он кивнул Флер. — Да, как-нибудь в другой раз.

Флер тоже кивнула.

— Да, конечно.

Но следующего раза уже не будет, она это понимала. Крису и так пришлось призвать все свое мужество, чтобы пригласить ее; больше он не осмелится.

Вечером Флер собиралась поговорить с матерью о случившемся. Она пришла домой и наконец обратила внимание, что Белинда поменяла интерьер их апартаментов. Никаких старинных вещей, парчи, все очень стильно, современно. Мать хотела избавиться от напоминаний об убранстве дома на рю де ля Бьенфезанс. Стены гостиной были обтянуты желто-бурой замшей. В углах зеленели фикусы в горшках, бросая тени на черные лакированные ширмы, а на больших кусках полированного дерева блестели бронзовые скульптуры. Большую часть комнаты занимал диван со множеством расписных подушечек в коричневых и черных тонах. Рядом стояли столики из стекла и хрома и стулья, обтянутые тканью в желто-бурых и черных разводах.

Флер больше нравились старинные вещи, но в новой обстановке ее раздражала не столько замена мебели, сколько длинная стена, которую Белинда покрыла большими, размером с окно, фотографиями Флер. Когда девушка смотрела на них, ей становилось не по себе.

Это висели ее фотографии — и в то же время не ее. Как будто косметика и одежда были панцирем, который запечатлевали фотографы. Казалось, снимки не имели никакого отношения к самой Флер, и, глядя на них, она испытывала неловкость и какое-то болезненное раздвоение личности. Флер услышала стук входной двери: это Белинда возвращалась с ужина, на который отказалась пойти Флер.

— Ты еще не спишь? — Мать бросила сумочку, расшитую бисером, на стеклянный кофейный столик и села, утонув в мягком диване, рядом с Флер. На ней была белая кружевная блузка, в это лето считавшаяся в Нью-Йорке самым последним писком моды, и длинная, до пола, юбка из кусочков, сделанная Шарон Рокфеллер.

Когда Белинда принесла юбку из дорогого магазина «Бергдорф», Флер стала подтрунивать над ней, говоря, что она в ней вылитая горянка из Западной Виргинии.

— Хорошо провела время? — спросила Флер, перегнувшись через подушку, чтобы чмокнуть мать в щеку.

— Очень мило. Все спрашивали о тебе. Там была Лайза Миннелли. Она пела целых полтора часа, хотя была гостьей. Боже, какая у нее огромная грудь.

— Но у тебя тоже ничего себе, — ухмыльнулась Флер, переводя взгляд на свой менее впечатляющий бюст, который казался еще более плоским под тесной полосатой пижамой. — Не знаю, почему я унаследовала не твою грудь, а Алексея.

Белинда потянулась за сумочкой, ей захотелось закурить. Она неуклюже порылась в ней, и Флер пожалела, что вообще открыла рот.

— Дорогая, у тебя завтра очень рано съемки, ты забыла? Иди-ка лучше спать.

— Я хотела поговорить с тобой.

— Что-то случилось?

— Да нет, ничего. Просто…

Флер потянула за распустившуюся нить на пижамных штанишках.

Она терпеть не могла ссориться с Белиндой, но это все же случалось, хотя и очень редко. И она всегда чувствовала себя виноватой.

— Белинда, я хочу поговорить с тобой о сегодняшнем случае.

Белинда вздохнула, ее плечи слегка опустились. Она швырнула пачку сигарет на стол, так и не раскрыв ее.

— Дорогая, мы об этом уже говорили в такси. Я знаю, ты думаешь, что я поступаю с тобой жестоко, не разрешая ехать в Париж. Но я ничего не могу поделать. — Она протянула руку и положила ее на бедро Флер. — Мне очень жаль. Я знаю, что для тебя значит быть рядом с Алексеем, но я не могу позволить тебе уехать.