Шопоголик и брачные узы - Кинселла Софи

То есть я всегда полагала, что однажды мы возвратимся в Англию. Но когда?

— Бекки, вы не планируете поселиться там навсегда? — У мамы вырывается короткий нервный смешок.

— Не знаю, — смущенно говорю я. — Сама не знаю, что мы будем делать.

— Нельзя же целой семье жить в этой тесной квартирке! Вы захотите вернуться домой! В прекрасный дом с садом! Особенно теперь!

— Теперь — это почему?

— Так… — Мама делает неопределенный жест рукой.

— Ты о чем? Мама вздыхает.

— Бекки… Я понимаю, что ты немного… стесняешься говорить об этом людям. Но ничего страшного, дорогая! В наши дни это вполне допустимо. Этим уже нельзя заклеймить!

— Заклеймить? Ты что…

— Единственное, что нам надо знать… — мама выдерживает деликатную паузу, — это на сколько перешивать платье? К тому дню?

Перешивать платье? Какого… Погодите-ка…

— Мам! Ты что, решила, будто я… того… — Теперь уже я делаю неопределенный взмах рукой,

— А разве нет? — Мама разочарована.

— Нет! Конечно, нет! С чего ты взяла?

— Ты говорила, что хочешь обсудить с нами что-то важное! — Мама утешается глотком кофе, — Речь шла не о Люке, не о твоей работе и не об управляющем банка. Сьюзи ждет ребенка, а вы, девочки, всегда все делали вместе, ну, мы и предположили…

— Так вот, я не беременна. И не подсела на наркотики, предупреждая твой следующий вопрос.

— Так что ты хотела нам сказать? — Мама отставляет чашку и с тревогой смотрит на меня. — Что было таким важным, что ты примчалась домой?

В спальне повисает тишина. Мои пальцы покрепче стискивают кружку.

Вот оно. Ключевой момент настал. Нужно сознаться во всем. Рассказать маме о «Плазе». Если я собираюсь это сделать, сейчас самое время. Пока они не угрохали еще больше денег.

— Это… — Я замолкаю, отхлебываю кофе. — Просто…

Горло сдавливает, меня слегка мутит. Как я скажу маме, что выхожу замуж где-то еще? Как можно такое сделать?

Закрываю глаза, вызываю в памяти сверкание огней, роскошь, позолоту и бархат отеля «Плаза». А вот и я, кружусь по бальному залу под взглядами восхищенной толпы.

Но почему-то… это больше не перетягивает чашу весов. И уже не так манит.

Чего я, в конце концов, хочу? Что мне нужно на самом деле?

— Я так и знала! — Мама с ужасом смотрит на меня. — Я так и знала! Вы с Люком все-таки поссорились, верно?

— Мама…

— Я знала! Несколько раз говорила твоему отцу: сердцем чувствую — Бекки едет домой, чтобы отменить свадьбу. Он мне твердил, что это чепуха, но мать всегда знает такие вещи. И я была права, да? Ты хотела отменить свадьбу?

Я словно язык проглотила. Так она догадалась, что я приехала отменить свадьбу. Как?!

— Бекки? С тобой все в порядке? — Мама обнимает меня за плечи. — Дорогая, послушай. Мы не против. И папа, и я желаем тебе только добра. И если для этого нужно отменить свадьбу, так мы и поступим. Золотко, нельзя бросаться в замужество очертя голову, если ты не уверена на все сто процентов. На все сто!

— Но… вы столько сил вложили… — бормочуя. — Потратили столько денег…

— Это неважно! Какое значение имеют деньги! — Мама крепко прижимает меня к груди. — Бекки, если у тебя есть хоть тень сомнения, мы отменим все прямо сейчас! Мы только хотим, чтобы ты была счастлива. И ничего больше.

Такое сочувствие… такое понимание… Несколько мгновений я не в силах говорить. Мама предлагает мне то самое, просить о чем я и приехала. Никаких вопросов, никаких обвинений или упреков. Лишь любовь и поддержка.

Я смотрю на ее лицо, доброе, родное, и окончательно и бесповоротно понимаю, что это невозможно.

— Все в порядке, — выдавливаю я наконец. — Мама, мы с Люком не ссорились. Свадьба… состоится. — Я тру лицо руками. — Знаешь, я выйду на улицу. Подышу.

В саду двое садовников поднимают головы от работы и здороваются. Я слабо улыбаюсь в ответ. Нет, это уже настоящая паранойя: мне кажется, что моя тайна так велика, что скрыть ее просто невозможно. Все вокруг наверняка видят, как тайна лезет из меня, как огромной надписью висит над моей головой:

Я планирую другую свадьбу. А РОДИТЕЛИ — ни сном ни духом.

Да, я в курсе, что влипла. Да, знаю, что я дура. Да пошли вы все, не видите, что ли, в каком я раздрае?!

— Привет, Бекки!

Подпрыгнув от неожиданности, я оборачиваюсь. У ограды в соседском саду стоит Том и скорбно смотрит на меня.

— А, Том!

Я пытаюсь скрыть свое потрясение. Черт возьми! Выглядит он плачевно: бледный, несчастный, выряжен во что-то несусветное. Не то чтобы Том отличался стилем в одежде, но вместе с Люси какой-никакой лоск он обрел. И волосы так не торчали. Но теперь они снова засаленные, и одет он в коричневый джемпер, который Дженис подарила ему на Рождество лет пять назад.

— Мне так жаль, что…

— Чего уж там.

Ссутулившись, Том оглядывает садовников, суетящихся у меня за спиной.

— Как подготовка к свадьбе? Продвигается?

— А… прекрасно. Пока все так, на бумаге. Что-то сделать, что-то проверить… что-то… уточнить.

Ага, к примеру, на каком континенте выходить замуж. Рехнуться!

— Вспоминаю, как мы готовились к нашей свадьбе. — Том покачивает головой. — Как будто миллион лет прошло.

— Том… — Я закусываю губу. — Мне очень жаль. Давай сменим…

— Знаешь, что самое худшее? — Том пропускает мои слова мимо ушей.

«Твои волосы», — едва не брякаю я.

— Самое худшее — я думал, что понимаю Люси. Что мы понимаем друг друга. Но все это время… — Том лезет в карман за платком, сморкается. — Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что к этому все и шло.

— Правда?

— Да. Я не придавал значения мелочам.

— Например? — осторожно спрашиваю я. Как бы только не выдать, до чего мне любопытно.

— Ну… — Он задумывается на миг. — Например, Люси все твердила, что застрелится, если ей еще хоть минуту придется провести в Рейгете.

— Ничего себе. — Я несколько ошарашена.

— И та истерика, которую она закатила в мебельном магазине…

— Истерика?

— Принялась вопить: «Мне двадцать семь лет! Мне двадцать семь лет! Какого черта я здесь делаю?» Ее охранники унимали.

— Ничего не понимаю. Она же любила Рейгет! Вы оба казались такими… — «Самодовольными» — самое подходящее слово. — Такими счастливыми!

— Счастливыми мы были до тех пор, пока не распаковали все свадебные подарки, — задумчиво произносит Том. — Но потом… Она как будто огляделась вокруг и поняла… что отныне это — ее жизнь.

И то, что она увидела, ей не понравилось. Включая меня, надо полагать.

— Том…

— Она стала твердить, что ее тошнит от пригорода, что она хочет пожить настоящей жизнью, пока молода. А я все думал: дом только что перекрасили, новую оранжерею строим — не время переезжать… — Взгляд у Тома совсем жалкий. — Послушать ее надо было, верно? Может, и татуировку стоило сделать.