Виртуальные связи - Веденская Татьяна

Женя Белкин был самым странным мужчиной из всех, с какими Олесе приходилось встречаться последние десять лет. Во-первых, хоть он и был женат, на обычного женатика, которых так хорошо знала и, можно сказать, высоко ценила Олеся, не был похож: он не спешил домой, не посылал СМС о том, что задерживается на совещании, не отключал телефон на период «свидания», а, наоборот, оставался на ночь, на звонки отвечал всегда, дарил цветы и даже затащил ее как-то на какую-то квартиру, где праздновали чей-то день рождения, и перезнакомил с кучей бородатых балагуристых мужиков. Олеся любила встречаться с женатыми, потому что знала, вечером они соберут манатки и безропотно отбудут в свою жалкую жизнь, оставив ее с пустотой и свободой, которую она так ценила.

Белкин сунул ей в руки бутерброд и сказал:

– Я приеду к тебе. На той неделе у меня будут два свободных дня, я прилечу на самолете. Ты будешь мне рада?

– Буду, – вздохнула Олеся.

– Я буду путаться у тебя под ногами, не дам работать. А если ты будешь таскаться со своей подругой, я буду таскаться с тобой. От меня будут одни проблемы, – гордо пообещал он, притянув Олесю к себе. И прошептал на ухо: – Я буду к тебе грязно приставать.

– Напугал! – фыркнула Олеся, освободив руку с телефоном.

Когда они только познакомились, вместо того чтобы грязно приставать, Белкин водил Олесю по театрам-галереям и вел бесконечные разговоры о жизни. Поначалу она думала, что он просто псих. Или импотент. Ну зачем, скажите, мужчина, которому ясно дали понять, что согласны на близость, будет стараться выяснить ваше мнение относительно этой жизни? Да и не любила Олеся этих душещипательных разговоров. Не для нее это все. Пришлось срочно самой совращать человека, чтобы не лез в душу. Но он в нее все равно каким-то образом пролез, паршивец.

– Алло. Маша, ты куда там пропала? Как ты? Ты где, на работе?

– Олеська, ты? Ты что, вернулась? Ты в Москве? Можно я к тебе приеду? Я на работе. Меня вроде неделю назад грозили уволить, но что-то никак не доуволят до конца. Сижу пишу отчет. Змея третий день к нам даже не заходит.

Машкин голос был хриплым и каким-то сиплым. Простудилась, что ли? Но хоть не такой подавленный и тихий. Несколько дней назад ее почти не было слышно. Нет, понять, почему ее идиотский муж устроил ей этот кошмар, невозможно. Мужики – козлы. Все. Кроме Белкина, наверное. Белкин – блаженный.

– Смотри, может, и не уволят.

– Думаешь? – Машка замолчала и вздохнула. – Я не уверена, что хочу этого. Впрочем, жить не на что, так что лучше бы пронесло. Так ты дома?

– Нет, моя птичка. – Олеся покачала головой. – Я буду завтра.

– А!

– Ты, как ты там вообще? Чем занимаешься?

– Дел – по горло. Учусь курить. Янка говорит, что я должна выбить себе компенсацию, я уже не знаю, как мне от нее прятаться. Она сама хочет разводиться, так, прежде чем ругаться со своим мужем, она взялась за мое воспитание. Спасай меня, Олеська.

– Приезжай завтра вечером ко мне.

– Завтра? Ой. А я завтра с квартирной хозяйкой встречаюсь.

– Ну, после встречи заезжай, – пожала плечами Олеся.

Маша помолчала, потом добавила, явно стараясь придать голосу беззаботность:

– Ты понимаешь, меня тут выселяют. Не знаешь, кстати, куда можно деть мебель? У нас, оказывается, столько хлама. Я в шоке. Как можно было натащить в квартиру столько барахла! Может, тебе нужен диван?

– Не поняла, – опешила Олеся. – А где ты жить собираешься? Почему съезжаешь? Другую квартиру будешь снимать? А что Алексей делает? Пусть он решает, ты лучше не лезь в это!

– Ой, Олеся, ты лучше приезжай. Алексей уехал, оставил мне десять тысяч и уехал. Велел мне переезжать к маме. Мне кажется, у него проблемы.

– Да это у тебя проблемы! – Олеся возмущенно хлопнула ладонью по стене. – Ты что, сидишь там без денег и без жилья? Возвращайся к маме, слушай. Блин, я завтра с вокзала заеду к тебе.

– Ой, меня мегера вызывает. Олесечка, я тебя очень люблю. Ты уж приезжай. Только к маме я не поеду. Да ты за меня не волнуйся, на самом деле. Я, знаешь, многое поняла… Побегу, мне пора. – Машка исчезла, телефон замолчал, а Олеся растерянно смотрела перед собой, на Неву, на чужой, красивый, мокрый город за окном.

* * *

Выжить было возможно, надо было только вообще ни о чем не думать. Что такое, в сущности, это – выжить? Минута за минуту, час за часом – они цеплялись друг за друга и тащили меня за собой в новый день. Медленно, мучительно, в час по чайной ложке, я сидела и пила чай, делая глоток за глотком. Сидела на ковре в пустой квартире и старательно гнала от себя мысли. Не думать – тоже подвиг. Сохранять блаженную пустоту в голове, когда вопросы, как мухи, как осы, роились надо мной, норовя ужалить и развалить этот шаткий искусственный покой.