Тим - Маккалоу Колин

Она подошла и положила руки ему на плечи.

— Не трогай меня! — он вырвался и повернулся ней спиной.

— Почему, Тим? Что я сделала, что не могу дотронуться до тебя?

— Ничего!

— Я тебе не верю! Тим, я никогда не думала, что будешь мне лгать, но ты лжешь! Пожалуйста, скажи мне, в чем дело, пожалуйста!

— Не могу! — прошептал он в отчаянии.

— Но ты можешь, конечно, можешь! Ты всегда мог говорить мне все! О, Тим, не отворачивайся, не закрывайся! Ты убиваешь меня, я вне себя от беспокойства, и не знаю, что делать! — она начала плакать, вытирая слезы ладонью.

— Не могу, не могу! Я не знаю! Я чувствую так много разного, что не могу думать, я не знаю, что это значит!

Он резко обернулся к ней, терпению его, казалось, пришел конец. Она резко отступила. Чужой человек смотрел на нее расширенными глазами, казалось, в нем не осталось ничего близкого, ничего знакомого.

— Я знаю только одно: что я тебе больше не нравлюсь! Вот и все! Тебе теперь больше нравится папа, а я тебе совсем не нравлюсь! С тех пор, как ты встретила папу, я тебе уже не нравлюсь, и я знал, что так будет, я знал, что так будет! Как могу я тебе нравиться больше, чем он, когда он полный доллар, а я — нет? И мне он тоже нравится больше, чем я — сам себе.

Она протянула к нему руки.

— О, Тим! О, Тим! Как ты мог так подумать? Это неправда! Ты мне нравишься, как всегда, ни на капельку не меньше! Как могла бы я перестать любить тебя?

— Но ты перестала, когда встретила папу!

— Нет, нет! Это неправда, Тим! Пожалуйста, верь мне, это неправда! Мне нравится твой папа, но я не могу его любить, как тебя.

Если уж хочешь знать, мне нравится твой отец потому, что он твой отец. Он тебя создал, — она пыталась говорить спокойно, надеясь, что это его успокоит.

— Ты неправду говоришь, Мэри! Я чувствую! Я всегда думал, что ты думаешь, что я — взрослый, но теперь я знаю, что нет. Теперь, когда я видел тебя и папу! Я тебе больше не нравлюсь теперь, тебе нравится он, папа! Ты не мешаешь папе обнимать тебя! Я видел, что ты обнимаешь и утешаешь его все время! А мне ты не разрешаешь обнимать тебя, и ты не утешаешь меня! Ты только подтыкаешь мне одеяло, а я хочу, чтобы ты обняла и утешила меня, но ты не хочешь! А папу утешаешь! Что я сделал, почему ты меня больше не любишь? Почему ты изменилась, когда папа стал приезжать сюда? Почему всегда я остаюсь один? Говорю тебе: я тебе не нравлюсь, а нравится тебе папа!

Мэри стояла совершенно неподвижно. Сердце ее рвалось ответить на эту отчаянную, безнадежную мольбу о любви, но она была слишком ошеломлена неожиданностью. Он ревновал! Он ревновал яростно, эгоистически! Он смотрел на своего отца, как на соперника, эта ревность не была ревностью ребенка. Тут был мужчина: примитивный, эгоистичный, сексуальный мужчина. Слова утешения здесь не помогут. Ей нечего было сказать.

Они стояли и смотрели друг на друга в упор, непреклонные в своей ярости. Затем Мэри почувствовала, что у нее дрожат ноги, дрожат так, что она едва может стоять. Она опустилась на землю, но взгляда от Тима она не оторвала.

— Тим, — сказала она, пытаясь подбирать слова с особой осторожностью. — Тим, ты знаешь, я никогда тебе не врала, никогда! Я не могу тебя обманывать, я тебя слишком люблю для этого. То, что я собираюсь тебе сказать, я не могла бы сказать ребенку, а только взрослому мужчине. Ты уверил меня, что ты уже вырос, поэтому тебе придется принимать и все тяжести, что сопровождают жизнь взрослого человека. Я не могу тебе как следует объяснить, почему я позволила твоему отцу обнять меня, а тебе не позволила. Но не потому, что ты для меня — ребенок, а потому, что он — старик. Ты понял это как раз наоборот, понимаешь? Тим, тебе придется быть готовым к еще одному удару, такому, как смерть твоей мамы, и ты должен быть сильным. Ты должен быть настолько взрослым, чтобы уметь хранить в секрете то, что я тебе скажу. Особенно от твоего папы. Он ни за что не должен знать, что я тебе это рассказала.

Ты помнишь, уже давно я тебе объясняла, что случается с людьми, когда они умирают, почему они умирают, что они становятся слишком старыми и усталыми, чтобы жить дальше, что у них, как у часов, если их не завести, кончается завод, и сердце их перестает биться? Так вот, так происходит с твоим папой. Когда умерла твоя мама, он начал быстро истощаться и уставал все больше и больше с каждым днем. Он не может жить без нее.

Он все еще стоял над ней и дрожал. Однако она не знала, от гнева ли, или это реакция на ее слова. Она с трудом продолжала говорить: