Мечтать о такой, как ты - Веденская Татьяна

– Но я-то не никто, – заметила я, – я – это я!

– Да, ты – это ты, – рассеянно согласился Стас. – Только я-то вот теперь не совсем я.

– Да почему это? – Я разозлилась. Что с того, что его мама крутит роман с каким-то молодым мужчиной? При чем тут мы-то со Стасом. Я слышала, что мужчины склонны переживать все проблемы глубоко внутри себя, но не до такой же степени, чтобы из-за этого бросить собственную любимую женщину.

– Да потому. Мама вышла за этого мерзавца замуж на прошлой неделе. А проблемы из-за этого у меня. Но главное, когда я вижу, как она на него смотрит, меня охватывает какое-то отчаяние! Он ее буквально поработил. И это мою мать, которая всю жизнь вертела мужчинами, как жонглер шариками для пинг-понга. Я просто разорвать его хочу, когда все это вижу. Она без него не может даже дышать!

– Но при чем тут ты! – влезла наконец я в его грустный монолог отвергнутого сыночка. – Ладно бы, если бы это был твой папа. Как он, кстати, все это перенес?

– Ужасно. Он ходит бледный и постоянно повторяет, что хочет, чтобы она была счастлива. Ой, Надя, ты не представляешь, как мне тяжело, – вздохнул Стас.

Я прикрыла глаза и вздохнула. Ну почему Стасу тяжело? И что эти мужики о себе возомнили? Его мама вышла замуж, ну что тут такого?!

– Но если это перенес твой отец, почему ты не можешь этого перенести? – спросила я.

– Потому что отец страдает в тишине своего дома, окруженный своей обожаемой библиотекой и оригиналом Кандинского в холле. А я – я должен отдать этому проходимцу свою квартиру! – выпалил неожиданно Стас.

Я оторопела.

– Квартиру? Почему?

– Не важно, – моментально скуксился он. – Я не хочу тебя грузить еще и этим. Это моя проблема, и я ее решу.

– Но я тоже могу что-то сказать, посоветовать. В конце концов, просто посочувствовать, – расстроилась я. Ведь именно этого нам с ним никогда не хватало – умения доверять друг другу, делиться своими радостями и проблемами.

– Мне не надо сочувствия, – огрызнулся Стас.

– Да, тебе вообще ничего не надо. И все-таки, как видишь, я здесь. Потому что мне надо. Мне много чего надо. Например, чтобы моя дочь была счастлива. Чтобы войны не было, чтобы кризис кончился, чтобы Лужков построил нам в Бутове новую развязку… Чтобы ты меня не бросил, потому что без тебя мне очень плохо и хочется плакать по ночам. Почти каждую ночь. А еще, чтобы не было инфляции и чтобы в «Меге» объявили распродажу, да так, чтобы не какие-то жалкие двадцать процентов, а все семьдесят…

– Надя, – тихо позвал меня Стас.

Однако меня несло.

– Чтобы я не пошла работать кассиром, но за это отдельное спасибо тебе, потому что я теперь – секретарь твоего друга, что не может не радовать…

– Надя! – сказал Стас уже гораздо громче.

– Что?

– Ты что, правда плачешь по ночам?

– Почти каждую ночь. И не потому, что ты такой сказочный, а потому, что мне просто нужно сильно, очень сильно прижаться к твоей груди. Если уж этого недостаточно, чтобы просто поговорить со мной, рассказать про свои проблемы – то что вообще нужно? Что вам – мужикам – вообще нужно? – возмутилась я. Вырвала у него из рук коньяк и сделала необоснованно большой глоток.

Стас смотрел на меня молча, но глаза его вдруг потемнели. Он вынул у меня из руки бутылку, поставил ее на землю, приподнял меня (благо, что приподнимать почти нечего) и посадил к себе на колени. Потом обнял и прижал к себе так, что мне стало трудно дышать.

– Так достаточно? – тихо спросил он, приблизившись к моему лицу.

Я закрыла глаза и подумала, что если уж на то пошло, я согласна вообще не дышать, чтобы это не прекращалось.

– Нет.

– А так? – Он обхватил меня за плечи и притянул еще сильнее, поцеловав в щеку.

– Нет, – еле прошептала я.

– А так?

Он поцеловал меня в губы, и целовал меня, пока сам не закрыл глаза и не ослабил хватку. Я же уже совсем не понимала, где мы и что делаем. В этом мире мы слились воедино, растворились друг в друге, растеряв по пути все мысли и чувства, все желания и всю память, заполнявшую нашу пустоту. Мы были вместе, и пустоты больше не было. Одно только сплошное счастье заливало все вокруг ярким светом.

– Надо же, ну ничего не стесняются! Нет, ну до чего молодежь дошла, пьют и сосутся! А ведь тут дети гуляют, – скрипучий надтреснутый голос, полный благочестивой злости, принадлежал старушке в коричневом платке, она толкала тележку, направляясь к подъезду.

– Идите, мамаша, идите. Нечего взрослых людей баламутить, – строго повелел Шувалов.