Хозяйки судьбы, или Спутанные Богом карты - Метлицкая Мария

Доставать тогда тряпки было почти нереально. Способов у Алушты было три. Первый – скупать слегка поношенное у молодой ухо-горло-носихи, на Алуштино счастье, сильно располневшей после родов и посему отдававшей Алуште потихоньку и смущаясь все почти за копейки. Муж у нее был дипкурьер – все время мотался за кордон.

Второй – запойная продавщица Люська из универмага «Москва». Вредная до жути – с похмелья ничего не даст, а похмелье почти всегда. Еще обожала, чтобы ее упрашивали, унижались. Просто кайф ловила. Садюга.

Третий – сосед по коммуналке. Пиаф. Фарцовщик и гомик. Тихий, славный парень. Слабый на алкоголь. Когда выпивал, уступал все совсем дешево. А наутро жалел, мучился. Вообще они с Алуштой дружили. Оба одинокие, неприкаянные. Оба ждут любви – надеются. Обоим несладко. Алушта вообще сирота, а у Пиафа родители в Брянске, работяги. Да и те от него отказались. Сын, гомик и фарца, был для них позором, а не сыном. Слава Богу, там, в Брянске, оставалась нормальная дочь с умеренно пьющим зятем и внуки – все как у людей. Утешились.

Алуштой прозвал Алку Пиаф. Сначала была, естественно, Алуша. Ей понравилось. Пиафа звали Эдиком, а он называл себя Эдит – отсюда и Пиаф. Так, в его среде это имя за ним прочно укрепилось. Там было принято иметь клички или прозвища.

Жили дружно, хотя Алушта безалаберная, а Пиаф – страшный аккуратист. Покрикивал на Алушту, что та унитаз плохо моет. Она огрызалась. И повелось – он убирает, она его подкармливает. Ту, первую, «сытую» неделю варила борщи, жарила котлеты.

У Пиафа была узкая специализация – фарцевал только джинсой: джинсовые куртки, джинсовые плащи, джинсовые сумки и даже джинсовые сабо. На Алуште все сидело безупречно. Она мерила – Пиаф любовался и нахваливал свой товар.

Третий год Пиаф страдал по какому-то Ленчику, своей изменчивой пассии. Ленчик его исправно мучил – Пиаф рыдал и обещал повеситься. Алушта его утешала и кормила «ежиками» в томатной подливе. У нее самой был дурацкий двухлетний роман с завхозом Санычем, отставным военным.

После тяжелой и рыхлой пергидролевой жены Алушта казалась Санычу нездешним цветком – тоненькая, узкоглазая, с блестящими прямыми волосами. Встречались у друга Саныча, когда тот был на работе – что-то сторожил сутками. Саныч всегда торопился домой, смотрел на часы, но Алуштой восхищался искренне. По праздникам всегда давал конверт, а в конверте – сто рублей. Приличные по тем временам деньги. Протягивал и приговаривал, явно довольный собой: «Купи себе что-нибудь нарядненькое». Алушта так и поступала.

Вообще-то Санычу хотелось сходить с Алуштой в эстрадный концерт или ресторан: мужик он был нежадный, да и деньги водились – подворовывал. Еще ему хотелось пройтись с Алуштой по улице Горького или даже съездить в Сочи. Так, короче, чтобы все видели, с какой «картинкой» он идет. Но нельзя. Семья. Дети. И даже внуки. Приходилось шифроваться. Но вообще-то его все устраивало. Алушта ничего не требовала. Как катится, так и катится. Всем неплохо. У нее – никаких обязательств: здоровый секс без заморочек и плюс конвертик к праздникам. А был бы муж – отчитывал бы за каждую юбку или босоножки. У него – опять же здоровый секс и также никаких обязательств. Плюс эстетическое удовольствие от вида Алушты. Всем хорошо. Даже его жене. Потому что ей ничего не грозит.

Но пора пришла – и она влюбилась. На вызове. Правда, в необычного больного – известного актера, чуть-чуть уже забытого, но лишь совсем чуть-чуть, да и то молодым поколением. А для поколения Алушты – кумир, однозначно. Он был белокур и красив ангельской красотой. Играл принцев и викингов. Когда она пришла сделать ему укол, он лежал один, заброшенный, в жуткой грязи и запустении. Заболел он детским инфекционным заболеванием со смешным названием «свинка». Звучит смешно – а последствия самые серьезные. Его эти последствия, слава Богу, не коснулись. Алушта сделала ему укол, а потом, оглядев квартиру и вздохнув, пошла на кухню мыть посуду. Часа два мыла. Потом заглянула в холодильник – там мышь повесилась. Заслуженный артист ел тюрю – подсолнечное масло, а туда хлеб и лук. Кошмар и ужас. Алушта оделась и пошла домой. Вернулась с банкой борща и куриными котлетами – «оторвала» от бедного Пиафа. Артист со вздохом медленно глотал, и в глазах у него стояли слезы. Так все и началось. Ему нравилась Алушта – простая, без капризов, чистоплотная, с борщами и котлетами. Да к тому же и пикантная. Очень точно он определил ее этим словом. Те женщины, которых раньше подбрасывала ему судьба, были совсем другими. Теперь она пропадала у него сутками. Делала витаминные уколы, терла морковь с яблоком, убирала, ходила в магазин. И даже сшила занавески на кухню – мелкий ситцевый цветочек. Он искренне умилялся. Так о нем не заботилась ни одна из трех его жен, ни одна из многочисленных любовниц и даже ни одна из не менее многочисленных поклонниц.