Курортный роман - Герцик Татьяна

Тело отчаянно протестовало, требуя легких Дашиных объятий и сладких губ. Он был так уверен, что увидит ее сегодня, что был не в состоянии избавиться от горького чувства разочарования.

Дав себе слово, что непременно ее разыщет, чего бы это ему не стоило, немного успокоился и уснул.

Через полгода выяснилось, что обещание дать легко, а вот выполнить его – большая проблема. Он несколько раз приезжал в санаторий, надеясь хоть что-то о ней узнать, обнаружить хоть малейшую зацепку, но безрезультатно. Пытался говорить с Верой, медсестрой-гренадером, подругой Даши, но та с пренебрежением смотрела на него и нагло заявляла, что о Даше ничего давным-давно не слыхала.

Вокруг Даши сложился заговор молчания – знакомые, что-то о ней знавшие, упорно молчали, а те, кто не знал, с удовольствием строили разного рода предположения. Поняв, что таким макаром ничего не добьется, обратился в частное детективное агентство, но и они ничем помочь не смогли. С каждым месяцем надежда разыскать Дашу таяла.

В мае у Володьки Прокофьева, всеобщего любимца их бывшего одиннадцатого «б», был день рождения. У него в квартире собрались почти все одноклассники, и Юрий наконец-то увидел Толика, щеголявшего в дорогом шелковом костюме грязно-серого цвета. Как обычно, он был уже навеселе. Отозвал в сторонку, усадил на стул, чтобы не шатался на нестойких ножках, и наугад спросил:

– Слушай, Анатолий, ты почему мне лапшу на уши вешал?

Толик поежился от сурового «Анатолий» и нервно поинтересовался:

– Когда это было?

Юрий напомнил, властно положив руку ему на плечо:

– Вспомни-ка, дружочек: санаторий, Даша, тысяча баксов!

Тот насупился, припоминая. Поелозил на стуле от беспокойства, но уныло признал:

– А, вспомнил! Ну, извини, я же не предполагал, что ты тут же ринешься проверять мои слова и тоже будешь ей под юбку заглядывать! – Юрий поморщился. Грубо, но по существу точно. – Ухаживал я за ней, ухаживал, а она меня беспардонно отшила, было дело. Что-то так обидно стало, я ведь к ней со всей душой, ну, я и сбрехнул в компании, чтобы бальзам на раны пролить. Знаешь ведь, как оно бывает. Извини, если у тебя там что вышло или не вышло!

Юрий посмотрел на свои задрожавшие от напряжения руки.

– А тебя не останавливало, что ты женат?

Толик непритворно удивился.

– А при чем тут это? О чем жена не знает, о том и переживать не будет. К тому же Дарья тоже замужем, так что мы квиты.

Логичность последнего заявления вызывала серьезные возражения, но Юрий поправлять Толика не стал. Его и без того коробило непорядочное поведение дружка. И еще то, что он умудрился встать с ним на одну доску. Хотелось двинуть его кулаком в скулу, но портить день рождения Володьке было стыдно. Отпустив Толика целым и невредимым, сел за стол и приуныл. Его дергали, тискали, стучали по плечу, но он, не вникая в разговор, невпопад кивал головой или вставлял ни к чему не обязывающие междометия.

Ему было стыдно. Никогда прежде это безжалостное чувство его не терзало. Или повода не было, или мнение других ему было безразлично. Но сейчас всё было по-другому. Одолевало одно банальное желание: если бы можно было всё начать сначала, он вел бы себя совершенно иначе!

Как он наседал на Дашу в начале их знакомства, как был груб и напорист! И жестоко оскорбил в конце. Даже если ему и удастся ее найти, как вымолить прощение за все те глупости, что умудрился совершить в неимоверном количестве? Какой же он идиот! Ведь нутром чувствовал, что всё здесь не так, как расписывал Толик, но привык слепо доверять на слово дружкам, веря в святость мужской дружбы, не допуская даже тени сомнения в его искренности. Тот просто фанаберил, а расхлебывать теперь ему. Если бы знать раньше, что этот дурак выдал желаемое за действительное!

Не заметил, как одноклассники начали расходиться. Он попрощался с именинником, рассеянно поздравив его еще раз.

Пришел домой, но и там долго не мог успокоиться, то мечтая излупить Толика так же, как в далекие школьные годы, то стремясь упасть на колени и по-волчьи завыть от невыполнимости собственных неукротимых желаний. Невыносимая тяжесть на сердце не проходила, выматывая до отупения. Чувство вины, добавленное в этот дьявольский коктейль, завершало сокрушающую картину.

Чтобы заглушить боль и сердечное сожаление, зарылся в работу, забыв обо всем остальном. Даже отец, привыкший беспрестанно его понужать, озаботился и попросил не сидеть сутками на работе. Мать вообще извелась, видя, как чахнет ее единственный ребенок. Его отправляли отдохнуть, развеяться, но он никуда не поехал ни весной, ни летом, ни осенью.