Нечаянные грезы - Калинина Наталья Дмитриевна

— Она умерла?

— Двенадцать лет назад. От саркомы.

— Бедная моя Марыняша. Я познакомлю тебя со своей мамой, и вы друг друга полюбите. Я в этом уверен. Ты едешь в Краснодар?

— Нет. В N.

Алеша помрачнел.

— Какая невезуха. А я-то думал… Хотя тебя наверняка не колышет, что я думаю, верно? — Она погладила его по руке, и он тут же оживился. — Какая ты хорошая и нежная. Теперь я совсем пропал. Можно, я тебя поцелую?

Муся не успела сказать ни «да», ни «нет», как Алеша властно овладел ее губами. Его поцелуй был очень бережным и в то же время страстным. Ее давно никто так не целовал.

— Прости, если я сделал что-то не так. Тебе понравилось?

— Да. Но больше не надо.

— Почему?

Она пожала плечами и отвернулась к окну.

— Я тебе напомнил кого-то? Твою первую любовь?

— Может быть, — едва слышно ответила Муся.

— По такому случаю я открываю вторую бутылку. И откуда ты взялась такая?

— Какая?

— Пронзительная. И очень чуткая. Ты еще тоньше чувствуешь, чем моя мама.

— Я больше не буду пить. Спасибо.

— Почему?

— Не хочу наделать глупостей.

— Если можешь, расшифруй, пожалуйста.

— Пьяная женщина сама не знает, чего она хочет. А точнее сказать, она делает то, что хочет в данную минуту.

— Но это же замечательно, Марыняша.

— Нет. Потом ты перестанешь меня уважать.

— Когда это — потом?

— Не прикидывайся, А-ле-ша.

— Скажи последнее слово еще раз.

— Аль-еша. — Она смешно наморщила нос. — Славный добрый мальчик, которому очень хочется казаться взрослым.

— Ты меня обижаешь. — Он поднялся, расправил плечи. Он был высок, широкоплеч, хоть и довольно тонок в кости. Она поняла, что с каждой минутой ее влечет к нему все больше и больше.

— Прости. Сам меня напоил. Ты живешь в Москве?

— Можно сказать, что да. Тем более мама обещала отдать мне машину.

— Ты служишь в армии? — неожиданно догадалась Муся.

— Лейтенант ВВС Алексей Завьялов, — отрекомендовался он, приложив к виску руку.

— Нет, только не это. Нет, нет…

— Ты не любишь военных?

— Не в этом дело. — Она взяла со стола бокал и машинально выпила его до дна. — Когда-то у меня был один знакомый летчик.

— Как жаль. Я всегда привык быть первым. Но ты не огорчайся, Марыняша, я это переживу. Предлагаю поверить мне на слово.

— Я хочу спать, — вдруг сказала Муся. — Пожалуйста, выйди минут на пять.

Муся не спеша сняла платье, оставшись в одних колготках, которые всегда носила на голое тело. Потом стащила и их. Посмотрела на себя обнаженную в зеркало и стыдливо опустила глаза. Она пожалела, что взяла старенькую ситцевую пижаму — ведь у нее были две шелковые. «Но это же несерьезно, — одернула она себя, освежая грудь и подмышки дезодорантом. — Нет, я ни за что не позволю себе совершить эту глупость!»

— Входи! — позвала она и натянула до самого подбородка одеяло.

Он появился с букетом гвоздик, встал на одно колено, прижал к сердцу руку.

— Цветы от первого среди романтиков.

— Где ты их взял? — спросила она, положив гвоздики рядом с собой на подушку.

— Они росли прямо из снега на лунной поляне. Я сам удивился, пока не вспомнил, что у меня появилась знакомая волшебница. О, ты постелила мне постельку. Спасибо! — Он крепко пожал ее ногу, укрытую одеялом. — Я сказал проводнице, что мы молодожены. Она пообещала никого к нам не подселять. Ты храпишь, Марыняша?

— Почему ты так решил?

Он шумно взбил свою подушку и растянулся во весь рост поверх одеяла.

— Сам не знаю. Просто мне кажется, что тебе очень пойдет храпеть.

— Я попрошу у проводницы банку и поставлю цветы в воду, — сказала Муся и спустила на пол ноги.

— Не надо. Я хочу, чтоб они завяли. Я засушу один цветок между страниц моего альбома. Какая у тебя уютная пижамка, Марыняша.

— Ладно, спокойной ночи, — решительно сказала она и погасила свет у себя над головой. Потом добавила игриво: — Желаю сладких снов.

— Я ни за что не засну. — Алеша нарочито громко вздохнул. — Хочешь послушать исповедь моих грехов?

— Ты уже успел нагрешить?

— Еще как. У меня уйма мелких грехов — я не стану утомлять тебя их перечислением, но в одном, очень большом и страшном, я тебе признаюсь. Дело в том, что я не люблю своего отца. Я даже, кажется, ненавижу его.