Осенняя рапсодия - Колочкова Вера Александровна

– Меня рожать? Она меня не хотела, да? – подняла Настя на бабушку плеснувшие болезненным душевным ознобом глаза.

– Ой, да чего ты так вскинулась вдруг, Настасья? Будто тебя холодной водой окатили…

Не придумывай себе трагедии, нормальная у тебя мать! И не обижайся на нее. Какая уж есть. Другой не будет.

– Да я не обижаюсь, бабушка. Совсем не обижаюсь. Я, наоборот, очень ее люблю. Только мне порой кажется, что любовь моя… больная какая-то. Помнишь, как наша кошка Дуська все ластилась к маме, а та кипятком ее обварила…

– Ну уж, нашла сравнение…

– Нет, правда! Мне всегда в детстве казалось, что мама по моему воспитанию кому-то экзамен сдать должна. Предъявить меня кому-то, как хорошо выполненное практическое задание. А потом в жизнь передать по акту, чтоб этот акт подписали, чтоб похвалили, чтоб вознаграждение выдали…

– Настасья! Не смей так о матери! Не суди. Не всем Господь умение любить дает. Это, между прочим, дорогое умение – сердцем любить. А раз не дано, то и спрашивать нечего, просто понимать надо. И ты свою мать пойми и не суди. Считай, что тебе этого умения за двоих перепало – за себя и за мать…

– Да ты не сердись, бабушка! Я все понимаю. И не обижаюсь.

– Вот так-то вот! А то смотри-ка, заприбеднялась… Сиротинушка нелюбимая! А мы с Дашей тебя что, не любим?

– Ну ба-а-а… Ну чего ты понеслась, ей-богу? Я ж не жалуюсь… – виновато припала Настя ей к плечу, – просто иногда мама так посмотрит холодно, что в груди болью жмет… Я сразу слабая-слабая становлюсь! И плакать хочется, и жалеть себя хочется… Замыкаюсь внутри себя и молчу. Снаружи я одна, а внутри будто другая. А потом ничего, проходит. Обыкновенный синдром родительской недолюбленности…

– Эх ты, страдалица моя бестолковая… – грустно взъерошила внучкин белобрысый затылок Екатерина Васильевна. – Тебе одно, а ты все про свое! Видно, бабкину любовь материнской все равно не подменишь, как ни старайся…

– Прости меня, бабушка. Я тебя очень люблю. И бабушку Дашу тоже. Вы у меня самые лучшие на свете бабушки.

– Ладно, не подлизывайся. А Лизу и в самом деле к порядку приучать надо – Ира-то права! – строго проговорила Екатерина Васильевна. – Не позволяй ей из себя веревки вить! Построже, построже с ней, Настасья…

– Да как построже, баб… Она только-только мать потеряла! Она же все время про нее спрашивает! И ждет… Представляешь? Ей Наталья сказала, что мама просто в другой город уехала…

– Надо ей сказать, Насть. Всю правду сказать.

– Я скажу. Потом, попозже. Пока не могу. Мне и самой все время кажется, что Катька вот-вот на пороге появится или позвонит хотя бы…

– Ну ладно, ладно, Насть. Опять плакать собралась, что ли? Хватит уже. Ничего, внучка, прорвемся, все переживем! Родишь, потом работать пойдешь, а мы с Дашей тут понянькаемся… Мы еще крепкие, и тем более – в двух экземплярах исполненные! Все будет хорошо, вот увидишь. Где один ребенок есть, там и второй не помеха. Слушай… Я все спросить тебя хочу… – перешла она на заговорщицкий шепот, наклонившись к самому Настиному уху, – а куда этот твой Олег делся? Бросил тебя, что ли? Или сама выгнала?

– Он к жене вернулся, баб.

– А… Понятно. Ну и не жалей. Он и впрямь малахольный какой-то, Даша права. Хотя мне казалось, он тебя любил… Так смотрел на тебя всегда радостно, так улыбался! Прямо сиял как начищенный самовар.

– Он меня любил, бабушка, ты права. Это я точно знаю. Только… Понимаешь, не смог он. Вроде как поставили перед голодным тарелку горячего супа, а ложку не дали. Вот он и ушел. Туда, где ложка есть.

– А суп? Суп там тоже есть?

– Есть, наверное. Только холодный… С голоду не умрешь, но и до конца не согреешься. Да ладно, баб. Бог с ним. Не мне его судить. Это его выбор.

– Скажешь ему про ребенка?

– Да бог с тобой, нет, конечно! – торопливо махнула ладошкой Настя. – Пусть себе живет спокойно!

– Ну да, ну да… Ничего, сами справимся!

Вошедшая в комнату Дарья Васильевна глянула на них сердито, присела на край дивана:

– Ну? И долго вы тут секретничать собираетесь? Катерина, нам же еще ехать, поздно уже!

– Все-все, собираюсь! – заторопилась вставать Екатерина Васильевна, с сожалением отрываясь от внучки. – Сейчас я буду готова, Даш!

– Да знаю я твое «сейчас», старая копуша… – проворчала незлобиво Дарья Васильевна. – Я и Лизавету кашей накормить успела, и посуду перемыть, а ты сидишь тут, пригрелась…

– А Лиза где?

– На кухне, мультики смотрит. Ты ее и впрямь сегодня пораньше спать уложи, Настасья. Пусть не колобродит до ночи.