Свидетельница - Знаменская Алина

Я так разволновалась, что не могла говорить, только смотрела во все глаза за окно, на папу и свою дочку, сидящую у его ног. Обида душила меня.

– Ты пойми меня правильно, дочка. Прошлый раз, когда мы с тобой поехали в интернат и я увидела, как они все спят в огромной убогой спальне…

Я повернулась и взглянула на маму. Она очень волновалась, пытаясь объяснить мне то, что уже стало для нее естественным.

– У большинства из них живы родители, – угрюмо напомнила я, – и прекрасно себя чувствуют! И живут в свое удовольствие!

– Да, да, я знаю, – мягко перебила меня мама, – это наша беда, это отличие нашего времени – дети-сироты при живых родителях.

То, что мама пыталась все обобщить и подвести под единый знаменатель, меня еще больше раздражало. Она плохо представляла, чего на самом деле хотела!

– Вы хотите взять ребенка из Дома малютки? – уточнила я.

– Нет. Мы решили взять девочку из твоего интерната.

О! Они уже все решили, все детали продумали. Меня только ставят перед фактом! А туда же – «посоветоваться».

– Если ты действительно ждешь моего совета, мам, он будет такой: оставьте эту затею. Влезть в ситуацию легко, а вот выбраться из нее – гораздо труднее.

– Ты сейчас говоришь совсем как Кира, – усмехнулась мама. – Но представь себе, даже Кира одобрила нашу с папой «затею».

– Кира одобрила? – не поверила я.

– Да, – кивнула мама.

Я не знала, что сказать. Вот уж от Киры никак нельзя было ожидать чего-то подобного.

– А я думала, ты нас поддержишь, – робко улыбнулась мама, дотрагиваясь до моей руки. – Ты всегда с такой болью рассказывала о своих учениках, что мне казалось…

– Мам, но это другое! – возразила я. – Это работа.

– Да, неравнодушный учитель очень много значит в жизни человека. Когда ты привезла Карину в аквапарк, я поняла, что моя дочь – именно такой неравнодушный учитель. Я горжусь тобой и хочу как-то тоже… поучаствовать.

Я с трудом это слушала. Мамин пафос был неприменим ко мне. И вовсе я не какой-то особенный учитель, и успехов у меня в воспитании моих трудных подопечных куда меньше, чем хотелось бы. И люблю я их не в равной степени, а иногда мне кажется, что некоторых просто ненавижу! Мудрости у меня совсем не хватает. Я – совсем не то, что думают обо мне родители, увы…

Размышляя подобным образом, я почти не слышала того, что говорила мама. Только конец фразы долетел до моих ушей и застрял в мозгу:

– Вот мы и решили взять к нам Карину.

– Кого? – тихо переспросила я.

– Карину Грошеву, – повторила мама. – Твою ученицу…

Я ушла в комнату и опустилась на диван.

Рой противоречивых мыслей и чувств овладел мной. В чем-то я понимала родителей. Я ведь сама привела Грошеву в наш дом, сама искренне жалела ее, когда Ксюха так запросто, наигравшись, оттолкнула девочку. Но, хорошо зная Карину, могла в полной мере представить, что именно ожидает моих родителей. Да что там – родителей, нас всех!

– Ты видишь в этом что-то противоестественное? – грустно спросила мама, придя вслед за мной в комнату. Конечно, она ожидала другой реакции. Я не оправдала ожиданий.

– Это так странно, мам, – устало отбивалась я. – Ну разве ты в школе не утомилась от детей? Я, например, честно говоря, к концу учебного года видеть никого не могу.

– Это другое, – с готовностью возразила мама. – В школе я – завуч. И устаю не от детей, а от учителей больше. И еще – я ведь не вечно буду работать. Пора и о пенсии подумать. Возьму опекунство над девочкой, буду ее воспитателем.

– Неужели папа согласился, что в доме будет чужой ребенок?

– Карина нам всем очень понравилась, – подтвердила мама.

Да уж. Кто бы сомневался… Как вы потом запоете, когда она покажет себя?! Надолго ли вас хватит?

Я поймала себя на том, что в моей душе медленно и горячо растекается яд ревности. Да, да! Я ведь единственный ребенок у своих родителей. Выросла в лучах их любви и неотступного внимания. Теперь хотела, чтобы те же любовь и внимание достались моему ребенку, и только ему! Я вынуждена была признаться, что неожиданное заявление родителей заставило меня ревновать.

– Значит, Кирюши с Иришкой вам мало, – не без яда в голосе уточнила я. – Они уже не нуждаются в вашей любви и заботе… Ну что ж, ничего, мы как-нибудь сами справимся…

Не сумела сдержать обиду. Мне так и хотелось противоречить, хотя лучшая моя часть понимала, что я не права.

– Светланка, ну зачем ты так? – Мама села рядом. – Мы все любим вас с Иришкой, Кирюшу… Но неужели в нашем большом доме не найдется немного тепла еще одному человечку? Подумай.

И она вышла из комнаты.

Завернувшись в плед, пахнущий моей бабушкой Кирой, я слушала шуршание маятника старых дедушкиных часов. Вспоминая дедушку, я мысленно видела его у этих часов. Он, помнится, никому не доверял их заводить. И я любила смотреть, как он тянет цепочки с гирьками на концах, как пальцем задает ход маятнику. И маятник начинал шуршать, пропуская через себя время. Вот жил дед, был таким крепким, умным, талантливым. По его проектам построена масса зданий в нашем городе. Он умер, а дома остались. Выходит, его часть осталась… В его жизни был смысл. А наша жизнь, моя, например? Вот я живу, куда-то бегу, с ума схожу от проблем. И конца-края не видно этому бегу. В чем смысл? Зачем это все? И почему смысл жизни одного человека виден всем, даже посторонним, а смысл другого так глубоко скрыт?

Не правильнее ли было в самом начале жизни приоткрыть человеку его жизненную программу, чтобы уж он не метался? А то загадки жизни иногда просто выводят из себя. Вот моя мама, кажется, во всем состоялась. В школе – уважаемый человек, первое лицо после директора. Есть муж, дочь, внучка. Все как надо, как только можно мечтать. И вдруг решает взвалить на себя чужой крест. Значит, чего-то ей в жизни недостает… А может, родив меня, потом она не решилась завести других детей по каким-то причинам? И теперь в ее жизненной программе остались пустоты, которые она и пытается заполнить?

Или это что-то другое?

Взять Киру. Кажется, жизнь свою она прожила правильно, без зигзагов. Никогда ни в чем не сомневалась, всегда знала, как поступить. И все у нее должно быть в жизни объяснимо, если взглянуть со стороны. Но вот в потомстве у нее появляются сразу два больных ребенка… Два необычных ребенка – Кирюша и Иришка.

Да, в тот момент, закутанная Кириным пледом, я подумала именно так. Впервые призналась себе, что моя дочь – больной ребенок, и восприняла эту мысль без паники.

И впервые я подумала о наших детях не как о наших с Леной, а как о потомстве Киры. Как о знаке с Небес. Но о чем тогда это двойное предупреждение? О чем?

Я даже села и тряхнула головой посильнее. Нужно было срочно поделиться с кем-то мыслями. На кухне мама готовила обед.