Драгоценности солнца - Робертс Нора

Он честно пытался не сердиться на нее за то, что она не рассказала ему о своем браке. Он серьезно относился к таким обязательствам и потому, что был католиком, и из-за своей сентиментальности. Брак — не игрушка, брак держит отношения.

Ее брак развалился не по ее вине, но она должна была ему сказать. А он должен преодолеть свою обиду, бережно отнестись к ее чувствам и ни в коем случае не растравлять ее незажившую рану.

Господи, думал он, потирая шею, с этой женщиной не соскучишься.

— Что случилось с Джуд? — спросила Дарси, не успев он войти в кухню.

— Ничего особенного. Ее расстроили кое-какие новости из дома. — Эйдан снял трубку висевшего на стене телефона, чтобы позвонить Бренне.

— Надеюсь, с ее бабушкой ничего не случилось? — Дарси опустила поднос на рабочий стол и с тревогой взглянула на брата.

— Нет, ничего такого. Я позвоню Бренне, может, она подменит меня на пару часов. Я хочу отвезти Джуд домой.

— Если она не сможет, мы с Шоном справимся.

Эйдан замер с трубкой в руке. Улыбнулся.

— Дарси, когда хочешь, ты можешь быть такой милой.

— Джуд мне нравится, и я думаю, ее нужно немного развеселить. Похоже, до сих пор в ее жизни было мало радости. И муж, который бросил ее ради другой женщины, когда еще не завяли цветы в ее свадебном букете.

— Постой-ка… минуточку. Ты знала, что она была замужем?

Дарси приподняла брови.

— Конечно. — Она подхватила поднос и пошла к двери. — Это не секрет.

— Не секрет, — пробормотал он и, скрежеща зубами, набрал номер Бренны. — Похоже, знают все в деревне. Все, кроме меня.

12

Эйдан вернулся, и они спустились к его машине. К этому времени Джуд успела остыть и обдумать свое поведение, но не сумела подобрать слова, чтобы объясниться.

Итак, она ворвалась в паб, напала на мужчину на его же рабочем месте, потребовала от него секса. Может, со временем, лет так через двадцать-тридцать, она найдет в этом воспоминании что-нибудь захватывающее, даже веселенькое, но сейчас ей хочется провалиться сквозь землю от стыда и унижения.

После нападения она бушевала, рыдала, лепетала. В общем, вряд ли она могла бы больше смутить их обоих, разве что голышом сплясала бы джигу на его барной стойке.

Мама поздравила ее с тем, что она сохраняла достоинство, даже испытывая ужасный стресс. Видела бы она свою дочь сейчас!

Ладно! Все проходит, пройдет и это. Эйдан везет ее домой только потому, что темно, дождливо. Ну и по доброте душевной. Наверняка ему не терпится поскорее избавиться от непредсказуемой истерички.

Когда машина запрыгала на подъездной дорожке, в голове Джуд пронеслась дюжина разных способов сгладить неловкость, но все они показались ей надуманными или глупыми. И все-таки должна же она что-то сказать. Было бы трусливо и невежливо удрать, не выдавив ни слова.

Джуд сделала глубокий вдох и…

— Ты ее видишь?

— Кого?

— В окне. — Джуд вцепилась в Эйдана, не сводя глаз с фигуры в окне своего коттеджа.

Эйдан поднял глаза и улыбнулся.

— Да. Она ждет. Интересно, время течет для нее так же, как для нас, или год пролетает за день? — Эйдан выключил двигатель, и под мерную дробь дождя они молча сидели, пока фигура в окне не растаяла. — Конечно, я видел ее раньше и еще не раз увижу. — Он повернул голову, взглянул на застывший профиль Джуд. — Тебя ведь не беспокоит ее соседство?

— Нет. — Ответ так легко сорвался с ее губ, что она рассмеялась. — Совсем не беспокоит. А ведь, наверное, должно бы, но мне хорошо здесь. С ней. Иногда…

— Что иногда?

Джуд снова охватили сомнения. Не слишком ли она его задерживает? Однако в теплом салоне, куда не могли забраться ни дождь, ни туман, было так уютно. — Ну, иногда я ее чувствую. Что-то такое в воздухе. Что-то — я не знаю, как объяснить — дрожь, трепет. Меня огорчает ее печаль. Его я тоже видела.

— Его?

— Принца эльфов. Я дважды встречалась с ним, когда носила цветы на могилу Мод. Ты думаешь, что я чокнутая, я понимаю, что надо бы показаться врачу, пройти обследование, но…

— Я сказал, что ты чокнутая?

— Нет. — Джуд тихонько выдохнула. — Наверное, я и призналась тебе, так как знала, что ты это не скажешь. И не подумаешь.

Сама она уже не считала себя чокнутой.