Риск эгоистического свойства - Алюшина Татьяна

Так, ерунда мимолетная, а он напряжется, зная, что она без дела звонить не будет. Глупости, с чего она вдруг придумала звонить!

Подумаешь, мужик чужой неверно оценил ситуацию и девушку, задев ее не в меру гордое самолюбие! Так у него на то свои причины и поводы.

Ах-ах! Девуленька обиделась!

Наплевать! Что ей этот сосед?

Никто и ничто. Вот именно!

И, приказав себе выбросить ерунду навязчивую из головы, Катерина Анатольевна Воронцова продолжила спасение квартиры от последствий потопа.

Тимофей…

Детство Катерины Воронцовой закончилось в возрасте восьми лет.

Конечно, оно не вот тебе – было, было и закончилось в один день, хотя конкретная дата, ознаменовавшая конец прошлой, детской жизни и начало другой, совсем не детской, имелась.

Это день, когда ее привезли и оставили у бабушки Ксении Петровны Александровой навсегда. Правда, нынешней, взрослой Катерине казалось, что никакой такой счастливой детской жизни до этого дня и не было вовсе – все это теплый сон зимой под пледом, сказка, прочитанная на ночь ребенку.

Семья Воронцовых была нормальной, среднестатистической, тогда еще советской ячейкой общества – мама, папа, старше пятью годами сестра Лида и она, Катерина.

Младенчество свое Катя не помнила напрочь, может, потому, что воспоминания стерлись другой, нерадостной жизнью, или потому, что сознание защищалось таким образом, чтобы не сравнивать и не знать про счастливое детство, – может, но все ее воспоминания начинались с того момента, когда родители стали ругаться.

Как-то сразу.

Вероятно, они и раньше выясняли отношения, но делали это тихо, так, что девчонки не слышали и не видели. Для них все началось в один момент, с первого большого ночного скандала, перепугавшего их с сестрой до слез.

Родители кричали на кухне, не сдерживая возможностей голосовых связок, били посуду, а они с сестрой испугались так, что шестилетняя Катька обмочила трусики. Лида затащила ее под свою кровать спрятаться от подступившей беды, крепко прижала к себе и все уговаривала не плакать и сидеть тихо, размазывала по щекам свои и сестренкины испуганные слезы, прижав Катькино личико к своему.

Когда скандалы приобрели форму регулярных, девчонки перестали забираться под кровать. Они не рыдали, уяснив детской уникальной способностью приспосабливаться к новым обстоятельствам, что самое главное в такие моменты – не показываться родителям на глаза. Пару раз они совершили эту ошибку – то Лида, то Катька кидались успокаивать, уговаривать разбушевавшихся «праведными» претензиями друг к другу родителей.

Нет, их, конечно, никто не лупил под горячую руку, боже упаси! Но мама хватала дочь за руку, кричала папе каким-то сильно неприятным голосом:

– Вот!!! Хоть бы детей постыдился!! Что с ними будет?! Скажи ему, дочка!

Девчонки быстро поняли, что в такие моменты надо сидеть в своей комнате тихо и не высовывать носа, лучше и в туалет не ходить, если совсем уж не припрет, и даже вполне можно заниматься своими делами. И казалось им, маленьким, что их комнатка надежное укрытие от бушующих разборок взрослых.

Но скоро и она перестала иметь статус укрытия, тем более надежного.

Как-то ночью мама ворвалась к ним в комнату, сграбастала Катерину вместе с одеяльцем на руки, принесла в гостиную и кинула папе на колени:

– Вот! Твоя копия! Расскажи ей, что мы тебе не нужны!

Катька перепугалась до ступора – словно окаменела всем тельцем.

Как не нужны?!!

И смотрела не моргая на папу, от ужаса вцепившись в его рубашку, чтобы удержать.

– Идиотка! – не уступил в громкости крика папа. – Зачем ты детей в это втягиваешь!

Он отнес Катьку назад, уложил в кроватку, разжал ее пальчики, вцепившиеся в рубашку мертвой хваткой, поцеловал в лоб, погладил по головке и улыбнулся ей.

Печально так. Грустно улыбнулся.

И вышел из комнаты, вернувшись в скандал.

Теперь они ругались все время – и днем и ночью, как только оказывались дома вместе, совсем не обращая внимания на дочерей, находя любые поводы для претензий. Одним из поводов для повышения уровня ненависти друг к другу стало первое сентября – в Катеринины семь лет и «первый раз в первый класс». Что-то про то, кто отведет ребенка в школу и кто больше и тяжелее работает.

В школу первого сентября ее отвела Лида.

Настал тот день, когда папа ушел от них.

Мама рыдала на кухне, а папа зашел к девчонкам в комнату, молча поцеловал в макушку Лиду, прижав к себе, погладил по голове, поцеловал еще раз, отпустил и шагнул к Катерине, поднял ее на руки и так сильно прижал, что ей стало больно.