Милая, хорошая - Тронина Татьяна Михайловна

Все подоконники в его квартире были заставлены широкими стеклянными ящиками, внутри которых находились квадратные (для экономии площади) горшки с разнообразными кактусами.

Эти растения, которые и цветами-то назвать было трудно, являлись главной страстью Семена Владимировича, ради них он даже иногда выбирался из дома – чтобы посетить клуб любителей кактусов и обменяться с кем-нибудь ценными экземплярами. И дело было вовсе не в старческой немощи (не настолько он был дряхл), просто Семен Владимирович очень боялся города, боялся машин и людей. Алена подозревала, что он всегда был таким – несколько странноватым, потому и профессию выбрал себе кабинетную, и семью не сумел завести.

– Семен Владимирович… – прошептала Алена, следуя за стариком.

– Тс-с… Туда, на кухню. Это случилось ночью, – загадочно ответил старик. – Я как чувствовал и не ложился спать.

У Алены побежали мурашки по спине.

Но на чистенькой кухне ничего подозрительного не наблюдалось, все как всегда – пластиковый блестящий столик, трясущийся мелкой старческой дрожью холодильник «Юрюзань», желтый чайник на плите, занавески с овощным узором, подоконник с неизменными кактусами. Больше никого и ничего.

– Вот, – торжественно прошептал Семен Владимирович. – Ямакару. Цереус Ямакару. Видите бутончики? Они раскрываются только ночью. Я даже не ожидал, что он зацветет у меня, да еще в это время года. Чудо, Елена Петровна, да?..

– Семен Владимирович! – рассердилась она. – Я-то думала… а вы… а у вас…

Кашин словно не заметил ее возмущения.

– Это мне как подарок, правда? Подарок к Новому году.

– До Нового года еще две недели, – хмуро заметила Алена, разглядывая колючую мочалку, к которой прижимались плотные беловатые бутоны, кстати, довольно крупные. – Они хоть пахнут?

– О-о! – застонал Кашин (Алена так и не поняла, являлся ли его стон подтверждением ее вопроса). – Это чудо!

Алена вздохнула.

– Вы завтракали, Елена Петровна? Давайте пить чай… – Кашин потянул ее своей цепкой лапкой к столу, заставил сесть.

У него уже и чай был заварен, и положен на блюдечко покупной джем из красной смородины, и лимон нарезан… Старик поставил перед Аленой чашку, сел напротив.

– Ну-с, командуйте, – любезно предложил он. Алена, подавив сокрушенный вздох, принялась разливать чай. «В следующий раз принесу ему пряников или зефир… он любит сладкое». – Вообще говоря, слово «кактус» пришло из Греции, – сказал он, глядя на Алену своими узко посаженными глазками.

– Серьезно?

– Да. В Древней Элладе так называлось какое-то колючее растение, ученые считают, что это мог быть репейник или артишок. А в 1737 году Линней, по праву называемый родоначальником современной системы ботанической классификации, впервые применил это слово, изменив на латинский лад его написание.

Чай у Кашина был какой-то особенный, с сильным цветочным ароматом. Алена подозревала, что старик бросает в заварку засушенные соцветия своих любимцев, но спросить об этом не решалась.

– А вообще я, как переводчик, всегда настаиваю на том, что растения должны называться строго латинскими терминами, иначе происходит путаница, так как одно слово можно перевести в нескольких вариантах. Например, лейкотриха, – с увлечением произнес он (Алена поежилась). – Разве трудно запомнить это название?.. Так вот, лейкотриха переводится как белоколючковая, беловолосая, беловолосистая, белоигловая, белощетинковая… Хотя на самом деле все просто, достаточно запомнить: «лейкос» – значит белый, а «трихос» – волосы. И все!

– А вообще сложно разводить кактусы? – вежливо спросила Алена. – И что для этого надо?

– О, в этом нет ничего особенно сложного! – просиял Кашин, обнажив идеально ровные зубы, слишком идеальные для настоящих. – Перво-наперво, Елена Петровна, если вы решите разводить их, то купите себе пинцет.

– Зачем?

– Затем, чтобы вытаскивать из себя колючки! – захихикал старик. – Попробуйте джем, Лина только вчера его принесла…

И Кашин пустился в долгий и подробный рассказ о разновидностях кактусов.

– …заблуждение считать их жителями только пустынь, на самом деле они растут и в тропических лесах, и на травянистых равнинах, в горах и даже на морском побережье – так называемые мелокактусы.

Алена вспомнила, как три года назад они с Алешей ездили в Испанию, и на мгновение даже ощутила холодок морских брызг у лица. Как было хорошо тогда, легко и просто… Казалось, они смогут прожить друг с другом хоть тысячу лет, и даже этого будет мало. «Ты мне никогда не надоешь, не разонравишься, – сказал ей как-то Алеша, когда они вечером пили местное вино у себя в номере, сидя у открытого окна. – Ты очень славная, ты сама – как музыка».

Она тогда чуть не заплакала от восторга, от какого-то беспредельного, мучительного счастья – ведь Алена и в самом деле тогда слышала в себе музыку. Да, тогда у нее в ушах звучала мелодия, такая прекрасная и, главное, неизвестная – потому что она эту мелодию не слышала еще нигде и никогда.

И сейчас, сидя напротив Кашина, который как раз добрался до того, как правильно окоренять черенки у кактусов, Алена вдруг попыталась вспомнить эту мелодию.

Пальцы ее, лежавшие на столе, зашевелились, прикасаясь подушечками к холодному пластику, словно под ними была клавиатура.

– …так вот, если не соблюдать это условие, то после высадки в грунт растение гораздо медленнее трогается в рост. Но самое главное – срезать черенки и снимать «детки» надо только весной или в начале лета! Это уж как дважды два…

Господи, как глупо они расстались! Алеша был, наверное, не в духе, он сказал – «нам надо расстаться», а Алена, вместо того чтобы разобраться во всем, сбежала, кипя от обиды.

Она разозлилась на Алешу, потому что была уверена – он должен всегда воспринимать ее как воплощенную гармонию, он не имеет права быть недовольным ею.

«Какая дура… Нет, теперь уж поздно, теперь ничего не исправишь! Может быть, позвонить ему? А зачем? Наверняка у него уже кто-нибудь есть, мужчины никогда не бывают одинокими…» – мелькнула злая мысль.

– …раз уж вам так интересно, Елена Петровна, то я вам сейчас подарю опунцию. Опунцию Бергера, если быть точнее, – так полностью звучит ее название…

И не успела Алена опомниться, как Семен Владимирович поставил перед ней горшок с растением, которое напоминало человечка с угрожающе растопыренными руками. Алена немного подалась назад от длинных колючек, вспомнив некстати, что пинцета-то у нее дома, кажется, нет…

– Спасибо, Семен Владимирович, но я не уверена, что справлюсь, – растерянно пробормотала она.