Не могу отвести глаза - Майклз Кейси

Куинн засмеялся, покачал головой и через стеклянную дверь вошел в большую квадратную комнату без окон — нервный центр «Д. энд С. секьюрити». Пять секретарей, обслуживающих две дюжины телохранителей, которые составляли штат агентства, сидели за своими столами, все слишком занятые, чтобы растревожить сердце Куинна… и его бумажник.

Проходы налево и направо вели к пяти кабинетам, где обретались свободные от заданий работники. В другое утро Куинн зашел бы во все кабинеты, проверил бы дела своих подчиненных, поболтал о всякой ерунде, выпил бы плохого кофе. Но не сегодня, не сейчас, когда он все еще хотел заставить Грейди расплатиться за то, что тот втравил его в вечер с БиО.

С улыбкой поздоровавшись с секретарями — все они были исполнительными ассистентами, по крайней мере такими политически корректными словами называлась их работа, — Куинн прошел в другой конец комнаты и далее в широкий коридор, который заканчивался у двойных дверей, ведущих в комнату совещаний. Их с Грейди кабинеты охватывали ее с флангов. Во всех трех помещениях были стены-окна — застекленные от пола до потолка, — откуда открывался потрясающий вид на панораму Филадельфии с шестнадцатого этажа.

Его секретарь Селма уже почти две недели находилась в отпуске в связи с рождением ребенка, поэтому Куинн поморщился при виде кипы бумаг на ее столе, зная, что рано или поздно заняться ими придется ему. Предпочтительнее поздно. Определенно поздно.

А сейчас он собирался просмотреть сообщения, переданные по телефону, а затем пойти и душить Грейди, пока у того не вывалится язык. Не бог весть что, но, пожалуй, это его удовлетворит.

Кабинет Куинна был выдержан в современном духе, скорее функциональном, чем модном: хром и стекло, белые стены, ковры и два — заметьте, два — компьютера на уровне произведений искусства. В запертом шкафу хранился его весьма обширный арсенал кобур, а также винтовок, оснащенных приборами ночного видения, и еще летная броне-куртка, подаренная ему матерью на тридцатилетие. Вы можете вырасти, уехать, но никогда по-настоящему не оторветесь от этой пуповины, даже если скажете себе, будто ушли с оперативной работы потому, что пришло время, а не потому, что беспокоится мама.

Просмотрев сообщения, оставленные ему по телефону и записанные крупными, петляющими каракулями Мейзи, Куинн решил, что ни одно из них не представляет особой важности, снял пиджак и бросил его в серое кожаное вращающееся кресло. Настал через Грейди.

— Доброе ут… день, Куинн, — проговорила минуту спустя Рут, секретарь Грейди, когда он вошел в его приемную. Рут была с ними с самого начала, солидная женщина за пятьдесят, считающая себя правой рукой и приемной матерью обоих мужчин.

Она усмехнулась, глядя на Куинна.

— В чем дело, радость моя? Тяжелая ночка в группе присмотра за младенцами? Дядя Альфред снова прыгнул в бассейн? Грейди клянется, что в следующий раз позволит старому пьянице утонуть. В прошлом году он загубил три смокинга, прыгая за ним. Ну, вообще-то возмещение поступило прямиком на счет расходов. Но погоди, ты еще не видел своего партнера. Мне Грейди не скажет, что случилось, но у меня есть парочка отличных идей, связанных с мисс Октябрь. А может, с трапецией или чем-то подобным.

Брови Куинна взлетели.

— Трапеция? Что вы пытаетесь сделать, Рут? Подкупить меня?

— Любым доступным мне способом, радость моя. — Подмигнув, она указала на дверь, ведущую в кабинет босса. — Заставь его помучиться, Куинн. Я уверена, что он вел себя очень, очень плохо.

Куинн вошел в святая святых Грейди, ступил на восточный ковер и инстинктивно замер в полутемной комнате, давая глазам время привыкнуть к относительной темноте и автоматически проверив пространство позади себя, пока закрывал дверь. Может, он и играет теперь в основном в настольный хоккей, но привычка есть привычка, а хорошие привычки в один прекрасный день спасают человеку жизнь.

Грейди не сидел за своим громадным столом вишневого дерева с защитной стеклянной столешницей, а лежал на обитом бордовой кожей диване с таким количеством глубоких складок, словно он высосал три дюжины лимонов.

Его крупное тело целиком заполнило диван, лохматая рыжая голова покоилась на гобеленовой подушке, зеленые глаза ярко сияли на загорелом, породистом лице. Грейди был в белой вечерней сорочке, расстегнутой у ворота, с закатанными рукавами, в темно-синих слаксах и в туфлях ручной работы. На левой руке у него красовалась подходящая по цвету синяя повязка.