Любовная горячка - Монинг Карен Мари

Конечно, есть и исключения: в основном это родители, близкие друзья и супруги, на которых я насмотрелась во время работы барменом в «Кирпичном», Я видела женатых людей, не стеснявшихся на публике творить друг с другом такие вещи, которых я не позволила бы себе наедине со злейшим врагом. Но в основном этот мир не может навредить нам больше, чем мы ему разрешаем. Пусть Бэрронс отослал меня в мою комнату, но ведь это я, идиотка, позволила ему так поступить. Чего я испугалась? Что он ударит меня? Убьет? Вряд ли. На прошлой неделе он спас мне жизнь. Я нужна ему. Так почему же я позволяю ему командовать мной?

Я чувствовала отвращение к себе. Я все еще вела себя, как МакКайла Лейн, наполовину бармен, наполовину завсегдатай пляжей, и на обе половины – гламурная девочка. Моя недавняя встреча со смертью ясно дала понять, что такое воздушное существо, каким я была, не сможет выжить в этом мире, и это утверждение было подчеркнуто пунктиром из моих сломанных ногтей. К сожалению, когда на меня снизошло упомянутое озарение и я спустилась вниз, Бэрронса с инспектором уже не было.

Как последняя капля в чашу моего окончательно испортившегося настроения, в магазин влетела женщина, которая явно считала себя оруженосцем Бэрронса и по совместительству его же главным щитом. Великолепная, чувственная пятидесятилетняя Фиона терпеть меня не могла. Думаю, если бы она узнала, что на прошлой неделе Бэрронс поцеловал меня, ее нелюбовь ко мне вышла бы на новый виток. Я была почти без сознания, когда он сделал это, но я все помнила. Такое невозможно забыть.

Когда Фиона взглянула на меня, отвлекшись от клавиш мобильного, которые она нажимала, я решила, что она, похоже, знает. Ее глаза полыхали злобой, губы были плотно сжаты, вокруг рта залегли страдальческие морщинки. В сочетании с неровным дыханием, с тем, как ее кружевная блузка съехала набок на пышной груди, создавалось впечатление, что Фиона очень сильно торопилась или была чем– то очень расстроена.

– Что здесь сегодня делал Иерихон? – возбужденным тоном поинтересовалась она. – Сегодня воскресенье. Он не должен был приезжать сюда в воскресенье. И мне в голову не приходит ни одной причины, по которой он мог бы сюда явиться.

Она изучала меня с головы до ног, видимо, пытаясь обнаружить признаки недавнего свидания: встрепанные волосы, возможно, недостающую пуговицу на блузке или трусики, забытые в спешке и выглядывающие сиротливым комочком из штанины. Однажды со мной такое было. Алина спасла меня до того, как мама успела это заметить.

Я чуть не рассмеялась. Свидание с Бэрронсом? Да ну, что за сказки!

– А что вы здесь делаете? – спросила я.

Никаких больше послушных маленьких солдатиков. Магазин сегодня закрыт, и никто из них не должен был здесь появиться, добавляя мрачности и без того дождливому дню.

– Я собиралась в мясную лавку и тут заметила, как Иерихон выходит из магазина, – напряженно сказала Фиона. – Как долго он пробыл здесь? И где ты только что была? Чем вы занимались до моего прихода?

В ее голосе сквозила ревность, казалось, что еще немного – и у Фионы пар изо рта повалит. Словно в подтверждение не сказанных ею слов – о том, что мы занимались тут чем– то неприличным, – в моем сознании мелькнул образ обнаженного Иерихона Бэрронса, темного, деспотичного и наверняка совершенно дикого в постели.

И этот образ показался мне невероятно эротичным. Я с беспокойством сверилась со своим внутренним календарем. Так и есть, у меня овуляция. Чем все и объясняется. В эти три дня я становлюсь невыносимо озабоченной: за день до, во время и еще день после. Наверное, Мать– Природа немного подстраховалась на тот случай, если человеческой расе будет грозить вымирание. Так или иначе, в эти дни я засматриваюсь на парней, на которых в нормальных условиях и не взглянула бы, особенно если эти парни затянуты в узкие джинсы. Я ловлю себя на том, что усиленно размышляю об их ориентации. Алина в таких случаях смеялась и говорила: если сразу не можешь определить, Младшая, то, поверь, лучше тебе не знать правды.

Алина. Господи, как мне ее не хватало!

– Ничем я не занималась, Фиона, – сказала я. – Я была наверху.

Она ткнула пальцем в мою сторону, ее глаза внезапно заблестели, и я испугалась, что она заплачет. Если бы Фиона разрыдалась, я бы просто рассыпалась на части. Я больше не могла выносить женский плач: в каждой плачущей женщине я видела маму.