Офисный дневник девушки по вызову - Жур Бель де

С одной стороны, будь это кто-то из моих друзей-мужчин, скажем, Н. или А2, я, вероятно, просто махнула бы рукой. Может быть, вставляла бы время от времени ехидные комментарии, но вопрос вскоре сдулся бы сам собой. А если я считаю Л. другом… ну, ведь именно этим и занимаются друзья, не так ли? Раздражают друг друга, но все равно приходят за добавкой.

С другой стороны, она – женщина. Я не слишком хорошо разбираюсь в других женщинах, но знаю себя и знаю, что у меня есть свой предел. Ее постоянная опора на дешевую журнальную философию, ее странная любовь-ненависть к мужчинам как биологическому виду… не то чтобы это было плохо само по себе (я имею в виду – кто из нас не занимается тем же?), но когда она обращает все это против меня, я не знаю, как реагировать. Я не знаю, как ведут себя женщины. Я привыкла быть единственной курицей в курятнике.

Но я понимаю, что, если я ничего не сделаю, что-то будет сделано за меня. В лучшем сценарии она просто выпадет из моей жизни, что не так уж и здорово. В худшем – продолжит нападать на меня за мои предполагаемые изъяны – и это еще хуже. Будь она мужчиной, я бы подумала о расставании.

О-хо-хо… кто же знал, что девичья дружба окажется во всех отношениях тем же самым, что и романтические отношения, только труднее!

Кто же знал, что девичья дружба окажется во всех отношениях тем же самым, что и романтические отношения, только труднее!

– Как думаешь, – проговорила Алекс, раскладывая распечатки на моем столе. – Этот или этот?

Предполагалось, что мы должны обговаривать многосторонние телефонные переговоры, которые грядут в следующем месяце. Для меня это был новый опыт. Люди на другой стороне мира не только будут слушать, как я болтаю о всякой бизнес-чепухе, но и следить на своих компьютерных мониторах, как я кликаю по страничкам презентации, демонстрируя наши результаты за последние два квартала. Насколько я поняла – из слов Джайлса, – довольно объемный контракт будет зависеть от того, что, в сущности, сводилось к 20 минутам интернет-чата. То есть никакого напряга! Но, очевидно, для Алекс, обставлявшей свой новый кабинет, этот вопрос стоял на втором месте.

– Не знаю. Оба хорошо выглядят. Послушай, Алекс…

– Потому что, видишь ли, вот то – эргономическое, но это так и веет хорошим вкусом, правда?

– Думаю, да. А теперь насчет этих круговых диаграмм, которые ты делала, там есть маленькая…

– Скажи-ка, где ты добыла вот это кресло? Мне очень нравится.

– Оно было уже здесь, когда я получила эту работу, – сказала я. – Не могли бы мы просто…

– Правда? Как думаешь, я могу поменять его на одно из этих? – перебила она, толкая ко мне распечатки. – Ну, давай, выбери себе одно.

– На самом деле я уже успела полюбить свое…

– Выбирай, – велела она голосом, который был на одну четверть рычанием тигрицы, а на три – приказом раздраженной принцессы, и я видела, что отныне и впредь все именно так и будет.

– Мне не нужно кресло, – сказала я так, как разговаривают с вопящим карапузом, когда нужно настоять на своем. – Мне нужно, чтобы мы разобрались с этой презентацией.

Она закатила глаза и скрестила руки на груди.

– Ладно. Как хочешь!

Да, чувствую я, веселенькие нас ждут времена.

ЧЛ сдержал свое слово и приехал на групповые репетиции. Он даже остался допоздна, чтобы помочь убрать сцену, то есть достаточно долго, чтобы Юэн отбыл вместе с приятелями, и предложил подбросить меня до дому. Я пожала плечами и улыбнулась, но, конечно, сказала «да». Стоя в вечерней пробке, омываемые городскими огнями, мы ни о чем не говорили. Я люблю вечерний город, лоснящийся и приглушенный, когда все туристы уже уснули в своих «новотельных» кроватках, театральные клакеры вливаются в устья похожих на пещеры театров Вест-Энда, последние запоздалые и немногочисленные офисные работники расходятся по домам, растрепанные и помятые. Это мой народ – неуверенный, рассеянный, застрявший на полпути между тем, где он был, и где хочет оказаться.

Машина затормозила возле моего дома. Он выключил мотор, и мы посмотрели друг на друга. Я улыбнулась:

– Зайдешь на кофе?

ЧЛ ухмыльнулся:

– Это что, эвфемизм…

– Ты меня подловил. Нет у меня никакого кофе. Я имела в виду, не хочешь ли ты зайти на чашку чая?

– Обожаю чай. И очень хочу.

Мы вошли в дом. Он сбросил свой вельветовый пиджак на диван и сел.

– Славный котик, – заметил он.

– Спасибо, – отозвалась я с кухни. – Это был нежеланный подарок.

– Правда? А мне нравится, когда в доме есть кошка.

– М-м-м… К этому я уже начала привыкать. Он достойный представитель своего племени. Ты как чай пьешь?

– О, так чай и в самом деле есть? С капелькой молока, пожалуйста. – Я вошла в комнату с кружками. ЧЛ от души начесывал кота, и тот издавал громкое урчание. Со мной он урчал редко, а то и вовсе никогда. – Холодновато здесь.

– Правда? Хочешь, принесу одеяло?

– Нет, нет, конечно, это совсем не по сезону, – запротестовал он, но я видела, что рука у него побелела и дрожит. Принесла из кладовки шерстяное одеяло.

– Ну вот, теперь у меня такое ощущение, будто я тебя нянчу, – проворчала я, подтыкая одеяло вокруг его бедер. – А дальше начну пичкать тебя каолином и морфином.

– Не шути так, в моем-то возрасте: недержание и все такое прочее, – сказал он, ухмыляясь.

– Боже, ты и впрямь умеешь очаровывать женщин! Не хочешь, чтобы тебе составили компанию под одеялом?

Это был поцелуй нервного подростка, поцелуй с последнего ряда кинотеатра, поцелуй, который отозвался во мне эхом какой-то полузабытой мимолетной влюбленности.

– На самом деле, – проговорил ЧЛ, подтягивая меня к себе за пояс моих рабочих брюк, – мне хотелось бы кое-чего большего…

Я опустилась на диван, оседлав его бедра, и мы поцеловались.

Это был нежный поцелуй, не такой, которого я ожидала. Он лишь чуть приоткрыл рот; его мягкий язык, исследуя мой, был застенчив почти по-мальчишески. Рука, которая притянула меня поначалу так уверенно, затрепетала и в конце концов легко замерла на моей талии. Это был поцелуй нервного подростка, поцелуй с последнего ряда кинотеатра, поцелуй, который отозвался во мне эхом какой-то полузабытой мимолетной влюбленности. Это было сногсшибательно.

– Я не могу этого сделать, – выдохнула я ему в шею. И в этот момент осознала, что мои бедра медленно трутся о его ноги. О, я могла сколько угодно говорить, что я этого не хочу, но на самом деле не могла даже вспомнить, когда я в последний раз хотела чего-то сильнее!

– Нет, конечно, мы не должны ничего делать, – прошептал он мне в ухо. – Мы можем сидеть и всю ночь держаться за руки, если ты этого хочешь. Я могу уйти, если ты этого хочешь.