Разведены и непредсказуемы - Седлова Валентина

Ну, я тихонько Нике в хвост пристроилась, и часа через полтора приехали мы на дачу какую-то. Ника машину свою припарковала у дома и внутрь вошла. Ну а я чуть поодаль отъехала, чтоб она меня не заметила. Сижу как дура, трясусь, жду звонка от Зинки. Наконец звонит она — злющая, аки черт. Говорит, что увернулся Никита, в последний момент, мол, прямо из-под колес выпрыгнул. Спросила, где я нахожусь. Ну, я, как могла, объяснила ей.

Уж сколько времени после того звонка прошло — не знаю, я на часы не смотрела. Только вижу — едет что-то в сторону дач да всего одной фарой светит. Ну я-то помню, у кого такие повреждения были, поэтому вышла на дорогу встречать. И впрямь, Зинка чешет! Правый борт у машины в хлам! Я уж ее и спрашивать боюсь, что она там еще накуролесила. Ну, припарковала она машину рядом с моей, вылезает. Лицо аж перекошено от злобы! Ну, поняла я, что не срослось у нее что-то опять. А она потом и подтвердила: оказывается, она тачку Никиты нагнала, выждала, пока он на тихую трассу свернет, да и сбросила его с дороги. Потом остановилась чуть поодаль, решила проверить, жив он там или как. Ну, и если жив — то добить, вроде как тот в аварии пострадал. Глядь, а водителя-то и нету! Сбежал!

«И что дальше будем делать?» — спрашиваю я ее. А она мне в ответ: мол, ему все равно деваться некуда, кроме как сюда, к своей крале, топать. Не бросит же он ее одну здесь, а сам в столицу смоется? Так что тут мы его и прихватим. А на всякий случай для надежности и Нику повяжем. Лучше их сразу обоих прикончить, а то кто их знает? Вдруг он ей уже обо всем разболтать успел? Дождемся, пока Никита явится, оглушим его, а дом подожжем. И никаких следов не останется!

Я уж совсем от ужаса затряслась, а деваться-то некуда, понимаете? Если б я в тот момент отказалась ей помогать, Зинка и меня бы с легкостью пришибла, ей уже, по-моему, все равно было, сколько человек убивать. Ровно как бешеная электричка с рельсов сошла!

Ну, добрались мы до домика. Вошли запросто, там открыто было. Зинка Нику по башке стукнула, а пока та в отключке валялась, усадила ее на стул и привязала. А где-то через минут сорок — сорок пять туда же и Никита пожаловал, как Зинка и предсказывала. Зинка тут же на него пистолет наставила, ну а Ника к тому моменту уже очухалась и, видать, жутко перепугалась, что ее мужика сейчас прямо у нее на глазах к праотцам отправят. Да еще и шум послышался от дверей очень уж подозрительный. В общем, она вместе со стулом на Зинку-то и прыгнула. Та, видать, не ожидала от нее такой прыти. Выстрелить выстрелила, да мимо, а сама так и рухнула на спину. Ну а затылком о комод какой-то приложилась, тут ей конец и пришел. Я даже глазом моргнуть не успела, как туда же Воронцов-старший с телохранителями ввалился. Это они, получается, на крыльце-то и нашумели. Я тут же объяснила им, что я здесь ни при чем, да только они меня и слушать не стали. Связали той же веревкой, которой до этого Зинка Нику к стулу примотала. Впрочем, я на них не в обиде: понятное дело, что все сильно возбуждены были, вот и схватили, не разбираясь, первую, кто им под горячую руку попался. Потом через пару часов милиция приехала, то да се… Вот и вся история, собственно.

Вы же теперь сами знаете: я ни в чем не виновата! Это все Зинка, окаянная душа! Чтоб ей на том свете пятки в аду поджарили! Меня теперь отпустят, правда ведь?.. 

* * * 

Более тоскливого субботнего вечера и представить было сложно. Ника, полдня проведшая в милиции, сидела на кухне и бесцельно пялилась в окно на порыжелую под палящим московским солнцем крону тополя. Пожухлые листья тихо падали на газон, и на душе было паскудно и мерзко, как в тот приснопамятный день, когда Мишка сообщил ей о том, что влюблен в Верунчика.

Странно это все. Кошмар, преследовавший ее всю последнюю неделю, закончился. Главная виновница в морге, ее помощница усиленно изображает из себя недалекую дурочку, стараясь представить дело так, будто ее прямой вины в случившемся нет, хотя вряд ли кого-то может обмануть этот нехитрый спектакль. Однако радости от этого обстоятельства Ника отчего-то не испытывала.

Ее снова предали. Использовали втемную. Надругались над ее чувствами. Черт возьми, неужели Аникушин так и не смог понять за все то время, которое они знакомы друг с другом, что ей можно доверять без страха и личный секрет не станет достоянием широкой общественности? Так нет же, маскировался до последнего, да еще и потешался над ней втихаря, когда она предположила, что его отец — хороший знакомый Воронцовых. Мерзавец!