Золото партии. Историческая хроника - Бунич Игорь

Блестящее перо Зинаиды Гиппиус донесло до нас кошмарную реальность той страшной эпохи: «… в силу бесчисленных (иногда противоречивых и спутанных, но всегда угрожающих) декретов, все было „национализировано“ — „большевизировано“. Все считалось принадлежащим „государству“ (большевикам).

Не говоря об еще оставшихся фабриках и заводах, — но и все лавки, все магазины, все предприятия и учреждения, все дома, все недвижимости, почти все движимости (крупные) — все это, по идее, переходило в веденье и собственность государства. Декреты и направлялись в сторону воплощения этой идеи. Нельзя сказать, чтобы воплощение шло стройно. В конце концов, это просто было желание прибрать все к своим рукам. И большею частью кончалось разрушением и уничтожением того, что объявлялось „национализированным“.

Захваченные магазины, предприятия и заводы закрывались, захват частной торговли привел к прекращению вообще всякой торговли, к закрытию всех магазинов и к страшному развитию торговли нелегальной, спекулятивной, воровской. На нее большевикам поневоле приходилось смотреть сквозь пальцы и лишь периодически громить и хватать покупающих-продающих на улицах, в частных помещениях, на рынках; рынки, единственный источник питания решительно для всех, тоже были нелегальщиной. Террористические налеты на рынки, со стрельбой и смертоубийствами, кончались просто разграблением продовольствия в пользу отряда, который совершал налет. Продовольствие — прежде всего, но так как нет вещи, которой нельзя встретить на рынке, то забиралось и остальное: ручки от дверей, бронзовые подсвечники, древнее бархатное евангелие, обивка мебели… Мебель тоже считалась собственностью государства, а так как под полой диван тащить нельзя, то люди сдирали обивку и норовили сбыть ее хоть за полфунта соломенного хлеба… Надо было видеть, как с визгами, воплями и стонами кидались торгующие врассыпную при слухе, что близки красноармейцы! Всякий хватал свою рухлядь… бежали, толкались, лезли в пустые подвалы, в разбитые окна. Туда же спешили и покупатели — ведь покупать в Совдепии не менее преступно, чем продавать, хотя сам Зиновьев отлично знает, что без этого преступления Совдепия кончилась бы, за неимением подданных, дней через 10.

Россией сейчас распоряжается ничтожная кучка людей, к которой вся остальная часть населения, в громадном большинстве, относится отрицательно и даже враждебно. Получается истинная картина чужеземного завоевания.

Латышские, немецкие, австрийские, венгерские и китайские полки дорисовывают эту картину. Из латышей и монголов составлена личная охрана большевиков.

Китайцы расстреливают арестованных, захваченных. (Чуть не написала „осужденных“, но осужденных нет, ибо нет суда над захваченными. Их просто так расстреливают)… Чем не монгольское иго?».

Так обстояли дела в оккупированных городах. Но Россия — страна аграрная, и подавляющее большинство ее населения, ее кормильцы — многомиллионная армия крестьян — не могли быть не ограблены и не раздавлены, ибо помимо золотых монет в кубышках, что, как помнится, постоянно вызывало раздражение Ильича и не давало ему покоя, владели и мощным эквивалентом золота — хлебом. А без хлебной монополии вождь мирового пролетариата просто не знал, что ему делать дальше, «если большевикам удастся удержать власть» И хотя в этот период возможность удержания власти выглядела весьма сомнительной, оставлять неограбленным столь большой процент захваченного населения было совершенно невозможно.

Энергия массового безумия, излучаемая Лениным, подсказала оптимальные решения. «Наша важнейшая задача, — декларировал вождь, — это задача натравить сначала крестьян на помещиков, а затем, и даже не затем, а в то же самое время натравить рабочих на крестьян!».

Но надо было не просто натравить друг на друга разные категории населения, что на языке большевиков называлось классовой борьбой, а под шумок этой борьбы обчистить до нитки все участвующие в этой «борьбе» стороны. Потому что вопрос, как ни крути, ставился вполне откровенно: следовало лишить крестьянина права продавать свое зерно и просто захватить его от имени государства, не заплатив, естественно, ни копейки. Сделать это можно было только одним путем — силой, ибо никто и не предполагал, что крестьяне так просто — даром, отдадут свой хлеб. Поэтому быстро начали формировать продовольственные реквизиционные отряды для конфискации хлеба (а равно и других ценностей) у сельского населения. Но в сельской местности дело не пошло так гладко, как в городах. Крестьяне немедленно начали оказывать яростное сопротивление. 245 крупных крестьянских восстаний вспыхнуло в 1918 году только в 20 районах центральной России. В селах и деревнях разыгрывались настоящие сражения. Суть ленинского плана заключалась в обеспечении любой ценой «хлебной монополии», так как без нее невозможно было превратить в рабов двухсотмиллионное население огромной страны.