Вторая Книга всеобщих заблуждений - Ллойд Джон

«Тартаны шотландских кланов» были мистификацией от начала до конца. Два брата, Джон и Чарльз Аллены, утверждавшие, что приходятся внуками Красавцу принцу Чарли^[88], – хотя в действительности были родом из Эгама, графство Суррей, – якобы «обнаружили» древний манускрипт XV в. под названием Vestiarium Scoticum. В подлинности книги, по заявлению братьев, не было никаких сомнений, ибо, обратившись к вождям различных кланов, они якобы попросили «сверить» свои тартаны с описанными в манускрипте. На самом деле все происходило ровно наоборот. Вожди кланов выбрали тартаны по вкусу, а Аллены обратили все это в книгу. Как и сами братья, «клановые тартаны» оказались стопроцентной подделкой. Даже сэр Вальтер Скотт был вынужден заявить, что «идея различения кланов по их тартанам есть не что иное, как мода современности…»

Кто написал «Старое доброе время»?^[89]

Согласно самому Роберту Бернсу, это был не он.

Роберт Бернс (1759–1796) никогда не заявлял, что является автором слов «Старого доброго времени» (англ.

«Auld Lang Syne»). «Я узнал ее слова у одного старика», – писал он в 1793 г. в примечании, сопровождавшем текст песни. Текст был отправлен им Джеймсу Джонсону, редактору «Шотландского музея музыки» (антологии традиционных шотландских песен), с утверждением, что «эта старинная песня» никогда не появлялась в печати и даже в рукописях. Но Бернс ошибался: варианты баллады появлялись в печати несколько раз, причем последний – не далее чем в 1770 г.

«Старое доброе время» берет начало от стихотворения неизвестного автора XV века и появляется под разными названиями в самых различных версиях: «Auld Kindries Foryett», «Old Longsyne» и, наконец, в 1724 г., «Auld Lang Syne».

Вполне исчерпывающе, решите вы, и все же авторство песни до сих пор остается предметом споров знатоков творчества Бернса. Лишь первый стих Бернса и рефрен имеют сходство с предыдущими воплощениями песни. Кто-то скажет, что утверждение Бернса о национальной природе песни просто имело цель придать его труду большую достоверность в глазах ценителей старины. Им возразят, что, мол, неважно, правдой ли была история Бернса о старике, и что главное здесь другое: Бернс использовал народный источник, как делал не раз в наиболее известных своих стихах (к примеру, «Любовь, как роза, роза красная, цветет в моем саду…»), превращая оригинал в нечто гораздо более сильное и берущее за душу.

Так что, если вы до сих пор считали, что «Старое доброе время» написал Рэбби^[90] Бернс, то ошибались вдвойне. Бернс никогда не подписывался как Рэбби или Робби (и уж тем более «Бобби» Бернс, как упорно зовут его некоторые жители США). Его подписи включали варианты Роберт, Робин, Рэб и (по крайней мере, однажды) Спанки (англ. Spunkie^[91]).

Помешанным на Бернсе педантам, готовящимся к встрече Нового года, стоит учесть еще одно: последняя строчка рефрена не «Ради Auld Lang Syne»^[92]. Поскольку «auld long syne» буквально означает «старого времени ради», выходит самая настоящая тавтология (от греч. tautos, «то же самое», и logos, «слово»), «Ради Auld Lang Syne» — по-шотландски такая же бессмыслица, как «ради старого времени ради».

Кто из писателей ввел больше всего новых слов в английский язык?

Это был не Шекспир, а Мильтон.

По утверждению Гэвина Алекзандера из Кембриджского университета, прошерстившего «Оксфордский словарь» вдоль и поперек, именно Джон Мильтон (1608–1674) ответствен за введение в английский язык 630 новых слов. Он опередил Бена Джонсона с его 558 словами, Джона Донна с 342 словами и оставил далеко позади Уильяма Шекспира, записавшего в свой скромный актив лишь 229 слов. В числе неологизмов Мильтона: pandemonium (ср. рус. пандемониум – ад, преисподняя), debauchery (ср. рус. дебош – невоздержанность, распущенность), terrific (ужасающий), fragrance (благоухание), lovelorn (страдающий от безнадежной любви) и healthy (здоровый).

Мы вовсе не утверждаем, что перечисленные выше авторы «изобрели» все эти термины, просто их труды – первый документ, в котором встречаются эти слова, а знаменитость, как известно, имеет больше шансов на внимание, чем автор малоизвестный. Если бы Мильтон или Шекспир наводнили свои шедевры сотнями никому не известных слов, их зрители и читатели все равно постарались бы понять, что они означают.

Для английского языка XVII век стал веком развития и созидания. Английский стремительно вытеснял латынь как язык науки и культуры. Для этого достаточно было подыскать сравнительно знакомое слово в латыни или французском и «англизировать» его, а уж люди с образованием, без сомнения, догадались бы, что имелось в виду. Трюк, правда, срабатывал не всегда. Мильтоновы intervolve (взаимопереплетаться) и opiniastrous (самоуверенный), к примеру, так и не прижились.