Толкование сновидений - Фрейд Зигмунд

Все разнообразие проблем сознания охватывается взглядом лишь при расчленении истерических процессов мышления. В этих случаях испытываешь впечатление, будто и переход от предсознательного к сознанию связан с цензурой аналогичной цензуре между системами Бзс. и Прс. И эта цензура устраняется лишь при известном количественном пределе, так что ее избегают лишь немногие мысли. Все возможные случаи отклонения от сознания, а также и неполного проникновения к последнему объединяются в рамках психоневротических явлений; все они указывают на наличие тесной и двусторонней связи между цензурой и сознанием. Сообщением двух таких случаев я и хочу закончить это психологическое исследование.

В прошлом году я был приглашен на консилиум к одной интеллигентной девушке. У нее был странный вид; в то время как женщины обычно отличаются аккуратностью, она была одета очень небрежно: один чулок спустился чуть ли не до пятки, на блузе на хватало двух пуговиц. Она жаловалась на боль в ноге и тотчас же без всякого приглашения с нашей стороны подняла юбку.

Главная же ее жалоба гласила буквально следующее: «У нее такое чувство в животе, будто там. что то есть. Там что-то движется взад и вперед. Иногда при этом все ее тело как бы цепенеет». Мой коллега посмотрел на меня, ему ее жалоба отнюдь не показалась двусмысленной. Обоим нам показалось, однако, странным, что мать больной ни о чем не догадывается, ведь она, по-видимому, не раз бывала в ситуации, о которой говорит сейчас ее дочь. Сама девушка не имеет и понятия о значении своих слов, иначе она не сказала бы этого. Здесь удалось так ослепить цензуру, что фантазия, обычно остающаяся в сфере бессознательного, здесь как бы невинно под маской жалобы была допущена к сознанию.

Другой пример. Я приступаю к психоаналитическому лечению четырнадцатилетнего мальчика, страдающего конвульсивным тиком, истерической рвотой, головными болями и т. п. Я уверяю его, что, закрыв глаза, он увидит картины или вспомнит мысли, о которых он и должен мне рассказать. В его воспоминаниях образно всплывает последнее впечатление до его прихода ко мне. Он играл с дядей в шашки и видит теперь перед собою шашечную доску. Он думает о различных положениях, о ходах, которые не следует делать. Потом видит вдруг на доске кинжал; он принадлежит его отцу. Затем на доске появляется сначала серп, а за ним и коса; он видит старого крестьянина, который косит траву на лужайке перед их отдаленной усадьбой. Через несколько дней мне удалось разъяснить последовательность этих образов. Возбужденное состояние мальчика объясняется неблагоприятными семейными условиями: жестокостью и вспыльчивостью отца, жившего в неладах с матерью и не знавшего никаких педагогических средств, кроме угроз; развод отца с доброй и ласковой матерью; вторая женитьба отца, который в один прекрасный день привел в дом молодую жену, «новую маму». Через несколько дней после этого и проявилась болезнь мальчика. В прозрачные намеки превратила эти образы подавленная злоба по отношению к отцу. Материалом послужили воспоминания из мифологии. Серпом Зевс кастрировал отца, коса и старик изображают Хроноса, могучего титана, который пожрал своих детей и которому так не по-сыновнему отомстил Зевс. Женитьба отца послужила для мальчика поводом обратить на него те упреки и угрозы, которые он слышал от него за то, что играл половыми органами (игра в шашки; неверные ходы, которых делать не следует; кинжал, которым можно убить). Здесь в сознание проникают давно оттесненные воспоминания и их оставшиеся бессознательными слезы: они проскальзывают по обходным путям под маскою мнимо бессмысленных образов.

Таким образом, теоретическую ценность исследования сновидений я нахожу нужным искать в освещении психологических проблем и в подготовке к пониманию психоневрозов. Кто может сказать, какое значение способно приобрести основательное знакомство со структурой и функциями психического аппарата, если уже нынешнее состояние нашего знания допускает весьма удачное терапевтическое воздействие на исцелимые формы психоневрозов? Но в чем же, спросят меня, в чем заключается практическая ценность этого исследования для познания психики и для раскрытия скрытых особенностей и свойств характера индивидуума? Разве бессознательные мысли и чувства, раскрываемые сновидением, не обладают ценностью реальных сил в душевной жизни? Следует ли придавать маловажное этическое значение подавленным желаниям, которые, создавая сновидения, способны и на создание других психических форм?