Сексуальная революция. - Райх Вильгельм

Несмотря на сколь угодно деловую аргументацию с нашей стороны, человек, занимающий позицию моралиста, никогда не поймет, что сексуальные бедствия являются одним из признаков защищаемой им принудительной морали. Он видит причины такого состояния или в греховности человека или в таинственной «Ананке» (гр. — внеземное принуждение; судьба. — Прим. пер.) или в не менее таинственной воле к страданию, а то и верит, что сексуальные бедствия столь велики из-за пренебрежения к тем требованиям аскетизма и моногамии, которые он выдвигает. Но мы не хотим считать его способным на признание своей доли вины в процессе возникновения того, что он, — поверим ему в этом! — преисполнясь сострадания, хочет устранить с помощью реформ. Последствия такого вывода могли бы при определенных условиях потрясти тот экономический базис, основываясь на котором, он хотел бы осуществить свою реформу. Такой моралист еще не понял, что фашист любого типа не намерен шутить серьезными вещами и, не колеблясь, прикажет заменить либерального пацифиста палачом, когда речь пойдет о его, фашиста, существовании.

Приверженцы сексуальной реформы на протяжении многих десятилетий пытаются смягчить тяжелое положение в этой сфере. В центре внимания общественности постоянно находятся такие проблемы, как проституция, венерические заболевания, сексуальные бедствия, прерывание беременности и убийства на сексуальной почве, а также неврозы. Ни одна из принятых мер не смогла каким-либо образом улучшить нынешнее преимущественно бедственное положение в сексуальной сфере, более того, предложения по осуществлению сексуальной реформы все еще отстают от действительных изменений в отношениях между полами.

Снижение числа заключаемых браков, возрастание числа разводов и нарушений супружеской верности делают настоятельно необходимой дискуссию о реформе брака. Внебрачные половые контакты завоевывают все большее признание вопреки воззрениям представителей сексуальной науки, ориентирующихся на этические ценности. В то время как сторонники сексуальной реформы все еще бьются над вопросами о том, не стоит ли продлить воздержание в период полового созревания до возраста старше двадцати и не надо ли признать онанизм естественным явлением, фактом повседневной жизни становится начало половой жизни у большей части молодежи в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет. В то время как приверженцы сексуальной реформы продолжают ломать голову над вопросом о том, не следует ли наряду с медицинскими показаниями к прерыванию беременности признать и социальные, «криминальный» аборт и половые сношения с предохранением становятся все более популярными. Это отставание реформаторских стремлений, а также тот факт, что конкретные энергичные изменения в половой жизни далеко обогнали усилия пропагандистов сексуальной реформы, едва ли достойные упоминания, ясно свидетельствуют о том, что во внутренней сути реформаторских стремлений что-то несостоятельно, что внутреннее противоречие, подобно тормозному устройству, препятствует каждому движению и обрекает эти стремления на безрезультатность.

Таким образом, мы стоим перед задачей проследить скрытый смысл фиаско авторитарной сексуальной реформы и разобраться в отношениях, которые органически связывают авторитарную сексуальную реформу и ее неудачу с авторитарным общественным строем.

Эти отношения отнюдь не просты. Собственного обстоятельного исследования требует в особенности проблема формирования сексуальной идеологии.^[2] В данной же работе рассматривается лишь небольшая часть комплекса проблем, в частности, проблемы:

1. Ситуация в сфере брака как препятствие сексуальной реформе.

2. Семья, основанная на принуждении, как воспитательный аппарат.

3. Предъявляемое к молодежи требование аскетизма как логичная с авторитарной точки зрения мера воспитания для пожизненного моногамного брака и патриархальной семьи.

4. Противоречие между консервативной реформой брака и консервативной идеологией брака.

Некоторые из этих проблем оставались до сих пор без внимания, так как в критике сексуальной реформы подчеркивались внешние формы половой жизни (жилищный вопрос, аборт, брачное законодательство и т. д.) в противоположность сексуальным потребностям, механизмам и переживаниям. В Европе критика была весьма основательной и осуществлялась с социологической точки зрения (Ходанн, Хиршфельд, Брупбахер, Вольф и др.), но особо резким нападкам этой критики подверглось осуществленное в Советском Союзе в 1918–1921 гг. коренное преобразование законодательства, регулирующего сферу сексуальных отношений.^[3]