Зима. Все пьесы - Гришковец Евгений

Но когда вы просыпаетесь в камере перед казнью — это в тыщщу раз хуже. И вот за вами приходят, и ведут вас, и чего-то вам говорят, а у вас в голове мысли: «Так, так, так, так… Я скоро умру… Меня ведут убивать… Так, так, так, так… Надо сосредоточиться, надо это понять… Раз, раз, раз, раз… Это же надо понять!» А в это время вас ведут, приводят куда-то, отрезают холодными ножницами воротник вашей рубашки. Там так делают. От холодного прикосновения вы вздрагиваете и даже коротко смеетесь. А мысль крутится, крутится, никак не останавливается. Потом вам дают сигарету, а вы некурящий…, но все равно машинально затягиваетесь и кашляете…, кашляете. Потом дают выпить рюмку коньяку. И в горле и в груди становится тепло. И вот уже гильотина. А вы такой живой… В горле тепло… И вы: "Погодите, погодите! Извините…, я еще…, не, ну все-таки…, стоп, стоп…, а как же…, я вот… ", — и дышите, дышите… И в этот момент на экране нож падает, и такой чавкающий звук…, и вы у себя на диване…сидите такой… Почувствовали! Все вот это,… вместе с рыбалкой. В одну секунду. Ужас! А ведь вы не француз, вы у себя дома. Во Французской революции не набедокурили. То есть вас казнить не за что. А все равно — сидите у себя на диване…, почувствовали.

Или вот Новый год… Скоро Новый год. А точнее, Новый Век. Уже десять лет назад вы думали: «Во! Скоро Новый Век! Надо бы как-то об этом подумать, как-то осознать это!» Потом еще через пять лет: «Елки-палки! Скоро же Новый Век наступит!» И еще через три года: «Уже во..о. бще скоро! Стоп, стоп! Надо как-то подготовиться, надо как-то понять, шутка ли, Новый Век!» А за месяц до Нового года все готовятся, все думают — как бы так встретить Новый Век, чтобы почувствовать, что наш век-то уходит. Надо почувствовать момент смены веков, надо создать условия, чтобы почувствовать. И начинают… покупать билеты в различные значимые мировые столицы. Чтобы, например, встретить Новый Век возле Биг Бена. Чтобы Биг Бен — бубум! И все — ура!.. Или в Париже, на Эйфелевой башне… Или где-нибудь на островах, на экваторе… вместе с туземцами, с этими детьми человечества… Или спелеологи готовятся залезть в самую глубокую пещеру, чтоб на предельной глубине, или альпинисты…, чтоб на самой высокой вершине… тащить с собой бутылку шампанского, долго тащить, а потом, ровно в двенадцать часов, на вершине…, чтобы почувствовать… Или просто дома, приготовить салаты, позвать друзей, только самых, самых лучших, и в кругу друзей… Или нет. Никого не звать. Только вдвоем. Встретим век — только вдвоем! И правительства многих стран тратят тыщщи — миллион-тыщщи денег, чтобы приготовить разные салюты, всякие украшения, миллионы шариков-фонариков…

И вот осталось три минуты… И вы судорожно крутите проволочку на шампанском, и вот-вот зазвонят часы, и у вас в голове: «Ого-о… так, так, так, так, так… вот уже сейчас, прямо щас, щас, надо загадать желание… чего же я хочу, че хочу… — и вслух: — Ребята, ребята, давайте стаканы, стаканы…», — и в это время часы — бабам! шампанское — бабах! все — ура!.. На площадях — салюты… И вот так по миру, по часовым поясам, Новый Век… Салюты на площадях, тыщщи людей: «Ураааааа!» А вы у себя дома, облитый шампанским… А все: «Ураааааа!» А Новый год дальше пошел, в другой часовой пояс… И никто ничего не почувствовал, просто все обнимаются, смеются, а не почувствовали.

…а на следующее утро… Даже не утро. Проснетесь часиков… без пятнадцати два. Первого января Нового Века. Проснетесь такой… медленный. Телефон еще ни разу не позвонил. И вы встаете, идете умываетесь, или не умываетесь… если не хочется. Открываете холодильник, а там… салатик… Да много чего осталось. И салатик, оттого что постоял в холодильнике, стал еще вкуснее, и торт тоже стал вкуснее. А шампанское, полбутылки, хоть и выдохлось, но холодненькое. И вы все это достаете, не торопясь, расставляете, наливаете холодненькое… И можно сначала салатик, потом тортик или сначала тортик, а потом салатик,…как хочется. Только как хочется… А по телевизору идут какие-то неторопливые прошловековые передачи, а на часах полтретьего Нового Века. И вдруг вы почувствуете… Новый Век. Хорошо… И ничего из вас не торчит, ни железнодорожники, ни самолеты, ни «хочется в Грузию»… Оно, конечно, никуда не делось, но просто не торчит. Хорошо.

Небольшая пауза, рассказчик сидит на полу.

Я помню, как был влюблен в иллюстрацию в книжке. Не помню, сколько мне было лет. Но помню, что немного. Меньше десяти. Это была не моя книжка. И в ней была иллюстрация. На картинке была нарисована женщина. Может быть — фея или волшебница… Красивая женщина, не девочка, не ровесница, а женщина. В красивой такой шубке, но под шубкой как бы угадывалась фигура, то есть женщина под шубкой угадывалась. В смысле, грудь…, талия. Я часто и подолгу рассматривал эту картинку, думал о ней… об этой женщине. Боялся…, или, точнее, стеснялся…, в общем, не хотел, чтобы меня застали в тот момент, когда я разглядываю эту картинку. Хотя в этой картинке ничего непристойного не было, а, скорее, наоборот. Просто я не хотел, чтоб догадались, что для меня это не просто так…, ничего объяснять не хотел. Сильно очень чувствовал. А еще — книга была не моя, и я знал, что скоро придется расставаться… Но у меня и в мыслях не было выдернуть картинку из книжки или спрятать книжку и не отдать. И чего-нибудь наврать, что, дескать, потерял. Нет, я мужественно готовился к расставанию. Наверное, этот иллюстратор или иллюстраторша сильно бы удивилась или удивился, если бы узнал, что какой-то мальчик так сильно переживает из-за нарисованной за десять минут картинки. Но я рассматривал… не качество живописи, а женщину.