Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда - Мессадье Жеральд

Это были кремневые мушкеты: требовалось сперва насыпать в ствол пороху из кожаной пороховницы, забить туда пулю, потом насыпать пороху на полку ружейного замка; когда кремень курка бил о кресало, искры воспламеняли порох и одновременно полка закрывалась. В следующее мгновение воспламенившийся порох выталкивал пулю из ствола. Вся операция длилась пятнадцать секунд.

Себастьян достойно вышел из испытания, но обнаружил, что ненавидит запах пороха.

— Никогда не стреляйте дальше чем на двести пятьдесят шагов, — посоветовал Астахов, отмерив расстояние широкими шагами по двору крепости. — Иначе зря потратите пулю.

Потом добавил пять больших ручных гранат, похожих на черные дыни.

— Отличное средство от засевшего в укрытии врага, — заявил он. — Не хуже пушки!

Александр был очень горд, с первого же выстрела поразив указанную комендантом мишень.

Потом Себастьян распорядился закупить на базаре провизию, помня о последнем совете Астахова.

— Хлеб, сыр, сушеные фрукты — поверьте, это хранится дольше всего. И вода. Много воды. И чтобы было чем ее обеззаразить! — добавил капитан, подмигнув и помахав бутылкой водки. — Не забудьте корм и воду для мулов. Это не верблюды. Они тоже пьют, а вы отправляетесь в сущее пекло.

В одиннадцать часов две кибитки двинулись на восток, в сторону Ходжейли.

33. ОГОНЬ, ДВОЙНИК, СТАДИЯ БЛИЗНЕЦОВ

Две какие-то хищные птицы — орлы, если его не подводили глаза, — парили в небе над безнадежно бесплодным пространством, которое неумолимое солнце выжгло добела. Чем они тут питались? Камнями?

Когда Себастьян позже вспоминал об этом переходе через плато Устюрт, граничащее с пустыней Каракумы, он казался ему окаменевшим сном. Быть может, таким же было последнее видение жены Лота, которая обернулась взглянуть на горящие Содом и Гоморру и превратилась в соляной столп.

Только им приходилось вдобавок терпеть толчки, способные вытрясти душу из человека. Глядя на слепящую глаза караванную тропу и закутав лицо длинным шелковым шарфом, чтобы глотать поменьше пыли, Себастьян размышлял о новом эпизоде своей жизни: на какое-то неопределенное время он стал игрушкой судьбы, обернувшейся миссией в Индию, глубинный смысл которой виделся ему отсюда отнюдь не так ясно, как из мирной обстановки венского салона. Он на собственной шкуре испытывал последствия ошибочных расчетов сардинца, не имевшего никакого представления о российской действительности, о плато Устюрт по крайней мере. И вдобавок приходилось платить собственными физическими страданиями за неосведомленность туркмена-проводника, парня хоть и славного, но неопытного.

Вытягиваясь в кибитке на привалах, Себастьян казался себе рухнувшим деревом.

Александр переносил тяготы с другим настроением: для него неудобства экспедиции возмещались очарованием приключения, окрашенного героизмом. Что касается солдат, то они и не такое видали, главным для них было бегство от гарнизонной рутины. Не выпуская ружья из рук, они высматривали зайцев, поскольку Солиманов уверял, что эта живность тут водится. Солдаты и в самом деле подстрелили с полдюжины каких-то шустрых грызунов и теперь торопились ободрать и зажарить свою добычу. Себастьян тоже отведал жаркое: вкус показался ему резковатым. Потом он всякий раз уступал кому-нибудь свою порцию.

Себастьян подумал, что это путешествие похоже на ступень очищения в алхимических трактатах: растворение личности и выпаривание ее в окружающий мир. Целых три недели он был только песком, камнями, пылью, за исключением прохода через две ужасающие весенние грозы.

Обеим кибиткам пришлось остановиться, поскольку тропа в мгновение ока стала топкой и непроезжей. По примеру Солиманова, возниц и солдат Себастьян с Александром проворно разделись и выскочили из кибиток в чем мать родила, босыми ногами прямо в грязь, подставляя себя под яростные струи. Странная сцена: восемь белых тел, пляшущих под исчерченным молниями стальным небом. Они вымылись с головы до ног — глаза, волосы, тело, ноги, потом вволю напились. Достаточно было сложить ладони по примеру воинов Иосии, чтобы они наполнились водой — чистейшей водой, наконец-то без затхлого привкуса, как в тех запасах, что они везли с собой в бурдюках. Даже водка не могла его отбить.

Настоящая оргия! Оргия воды. Мулы тоже пили — прямо из луж.

Благодаря небесной влаге произошло чудо: на следующий же день после ливней плато Устюрт внезапно зазеленело. Целых три-четыре дня мулы могли лакомиться какими-то побегами, да к тому же цветущими. Это сэкономило фураж, которого оставалось уже совсем немного.