Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2 - Дюма Александр

Сюркуф двинулся, чтобы остановить Керноша, но Рене, в свою очередь, задержал капитана.

— Капитан, вы Позволите мне?

— Давай, мальчик мой, давай, — отозвался Сюркуф, будучи любителем неожиданностей, как и все духовно развитые люди.

Разбежавшись, Рене выпрыгнул через окно в сад, не коснувшись не только подоконника, но и оконной перекладины.

В нескольких шагах от ядра, брошенного Рене, лежало второе, несомненно, служившее для испытания очередного кандидата: его так и не вернули на место.

Рене взял ядро в руку, положил второе сверху и так, держа на вытянутой руке, показал собравшимся. Затем взял по одному в каждую руку, прыгнул, приземлившись ступнями на подоконник, нагнулся под перекладиной и спустился в комнату, обращаясь к Керношу:

— Кто проиграет, — протянул он ядро гиганту, — ставит бочку сидра экипажу!

Рене проделал все с такой грацией и легкостью, что некоторые из присутствующих поспешили дотронуться до ядер и проверить, не были ли те полыми.

— А! Кернош, друг мой, это вызов, которым ты не можешь пренебречь.

— Я и не думал, — отвечал Кернош. — Позабочусь, чтобы мой покровитель святой Жак не пренебрег мною.

— Вам начинать, — сказал Рене бретонцу.

Кернош поднял ядро, напряг все силы таким образом, чтобы они все перелились в его правую руку, державшую ядро, отвел ее в сторону, и вдруг одним движением, словно разжавшаяся гигантская пружина, послал ядро в сад. Оно упало в десяти шагах, крутясь, прокатилось еще три или четыре и остановилось.

— Вот все, что под силу человеку, — молвил он. — И пусть дьявол сделает лучше!

— Я не дьявол, господин Кернош, — отвечал Рене, — но полагаю, что сегодня вам потчевать экипаж.

И, раскачав ядро в руке, на третьем движении толкнул его так, что оно упало на три или четыре шага дальше первого и прокатилось еще около десяти.

Сюркуф испустил вопль радости, Кернош завопил в гневе. Все остальные молчали, ошеломленные. В то же время Рене, бросив ядро, смертельно побледнел и вынужден был опереться о камин.

Сюркуф, с беспокойством взглянув на молодого человека, бросился к стенному шкафу, вынул флягу с водкой, которую в боях носил на перевязи, и передал ее Рене.

— Спасибо, — произнес Рене, — но я никогда не пью водку.

Молодой человек подошел к графину, рядом с которым на подносе стояли стаканы и сахар, плеснул немного воды в стакан и выпил.

Тотчас же улыбка вернулась на его уста и краска — на щеки.

— Ты будешь отыгрываться, Кернош? — спросил случившийся здесь совсем юный морячок.

— Клянусь честью — нет! — отвечал тот.

— Могу я сделать что-то, что вас успокоит? — спросил Рене.

— Да! — молвил гигант. — Перекреститесь.

Рене улыбнулся и перекрестился, добавив начало «Апостольского символа веры»: «Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли…»

— Господа, прошу вас, оставьте меня одного с этим юношей, — велел Сюркуф.

Кернош вышел, брюзжа, остальные потянулись следом, посмеиваясь.

Наедине с Сюркуфом к Рене вновь вернулись спокойствие и непринужденность. Капитан поздравил его с победой, при этом он казался не в пример возбужденнее, чем молодой человек, равнодушно выслушавший его славословья.

— Сударь, — произнес Сюркуф, улыбаясь, — не знаю, умеете ли вы что-нибудь еще сверх того, что показали, но человек, который способен прыгнуть на четыре фута в высоту и бросает ядра одной рукой, всегда будет полезен в моем экипаже. Каковы ваши условия?

— Гамак на борту, кормежка и право убивать ради Франции, вот все, чего я хочу, сударь.

— Мой дорогой друг, — сказал Сюркуф, — я привык платить за службу.

— Но моряк, который ни разу не ходил в плавание, моряк, который не знает ремесла, не может быть вам так уж полезен. Наоборот, вы окажете услугу, обучив его делу.

— Моя команда получает треть от захваченной добычи. Вы согласитесь поступить ко мне на службу на этих условиях?

— Нет, капитан, ваши матросы увидят, что я ничего не умею и мне надо всему учиться, и обвинят в том, что я получаю деньги, которых не заслуживаю. Если желаете, давайте возобновим наш разговор через шесть месяцев.

— Что ж, — отвечал ему Сюркуф, — вы занимаетесь гимнастическими упражнениями, словно Милон Кротонский^[11], метаете ядра, точно Рем, а умеете ли вы стрелять?

— Охота была одной из забав моей юности, — сказал Рене.