Обогнувшие Ливию - Маципуло Эдуард

— Прекратить! — громко шепчет жрец-настоятель, и вот раскатисто гудит Священный Колокол.

Все вздрогнули, музыкантши смешались, замолкли. Ларит покорно опустила плечи…

…Рассвет. Ларит брела по пустынным улицам, спотыкаясь и раня ноги в кровь. Нищий, спавший в канаве, проснулся от звука ее шагов и испуганно уставился на нее.

Ларит шла и шла, и дорога казалась бесконечной.

«Приду и скажу: уходи из Тира, уезжай куда-нибудь. Далеко-далеко: Чтоб о тебе ничего не было слышно, чтоб ничего не напоминало…»

Жрица, забывшись, закричала на всю улицу:

— Не могу служить богине, пока ты здесь!.. Не могу!..

Дом Астарта был пуст. Дверь заколочена. У самых ворот — черепки разбитого кувшина. Ларит бессильно опустилась на землю.

— Кто, кто там? — встревоженный сонный голос, казалось, донесся с небес.

С крыши свалился тюрбан сторожа-раба. Раб долго разглядывал нагую женщину, затем скатился наземь и протянул жрице свой изодранный плащ. Простое проявление человечности этим жалким существом, полуживотным в глазах свободнорожденной, так растрогал ее, что она зарыдала, обхватив его грязные тощие ноги.

— Госпожа, разве можно, я раб, госпожа…

Ларит что-то говорила о себе, о своей по-настоящему рабской, хуже рабской, доле, об Астарте…

— Господина по имени Астарт обратили в рабство. За долги, — раб отошел подальше и говорил с опаской.

— Господин по имени Астарт… а?.. Что ты говоришь? Разве можно так?

— И девушку по имени Агарь, которой он дал жизнь, я хотел сказать, свободу… тоже…

— О жестокие боги!..

И сразу все стало на место. Астарт, ее мужественный, благородный, прекрасный Астарт, ее единственная любовь, в такой беде, которая хуже смерти. Она будет просить богиню помочь юноше, носящему ее имя. Ларит не поскупится на жертвы. Она умрет у алтаря Великой Матери…

ГЛАВА 13

Новый раб

— Куда вы меня ведете? Я ведь долговой раб, а не…

Надсмотрщик ударил Астарта плетью.

— Теперь ты раб храмовой красильни.

«Вот откуда все! — догадался Астарт. — Вот почему ростовщик поторопился с судом! Он в сговоре с Лопоухим! Жрецы не забыли, что я существую. Это месть!

Месть настоятеля. Месть богини за измену. О моя клятва! Зачем язык произнес ее! Покарайте, боги, тех мертвецов, которые заставили меня отречься от меча! Что делать бойцовому петуху в стаде шакалов? Жалкий, глупый петух…»

Ничего нет ужасней в Тире, чем участь раба пурпурокрасилен. Пурпур для Финикии — это источник дохода едва ли меньший, чем мореходство. Пурпур — первая статья экспорта и одна из лазеек к сердцам монархов и вельмож всего мира — от Иберии до Индии. Повелители всех более или менее цивилизованных народов рядились в финикийские пурпурные ткани. Именно финикияне утвердили алый цвет царственным цветом, а лиловый — цветом служителей религиозных культов. Деловые люди Финикии обставили дело так, что никто до сих пор не знает секретов производства пурпура. Вся тяжесть страшной тайны лежала на рабах, и Астарту предстояло испытать ее на себе. Вокруг пурпурокрасилен сложилась непроницаемая стена таинственности, ужаса, смерти. Но никто, кроме заправил этого дела, не знал ничего конкретного.

Астарта привели на широкий двор, спрятанный за высоким каменным забором с металлическими остриями по гребню. У больших врытых в землю чанов возились рабы. К каждому рабу был приставлен надсмотрщик! Подозрительная роскошь.

Астарт содрогнулся: из-под низкого навеса вышел воющий раб с широко расставленными руками и запрокинутой головой. Свежие раны вместо глазниц, кровоточащий обрубок языка…

Раба бросили в повозку, набитую до отказа такими же слепцами. Возница тронул вожжи, надсмотрщик еще раз хлестнул Астарта через всю спину и толкнул к свободному чану.

— Не получишь еды, пока не научишься делать с завязанными глазами то, что тебе покажу. — Надсмотрщик отбросил плеть и довольно умело извлек из чана целую гору мокрой шерсти, отжал, растрепал, развесил на столбах. — Понял? Теперь ты.

Астарт уронил в лужу перед чаном всю охапку шерсти, за что получил свирепый удар.

— Повтори!

Астарт делал все подозрительно неловко. Поскользнувшись, он врезался головой в живот надсмотрщика и, когда тот свалился в чан, долго его вылавливал, то и дело обрушивай ему на голову целые кипы мокрой шерсти.