Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1 - Дюма Александр

Я уже не помню, что именно искал тогда. Я еще не полностью освоился в сумрачном и бескрайнем лесу Александра Дюма с тысячью его извилистых тропинок, не до конца исследовал все закоулки его «великолепного, многогранного, разнообразного, ослепительного, счастливого, пронизанного светом» творчества, как сказал о нем Виктор Гюго. Мои надежды были скромны: вероятно, я рассчитывал найти запись о рождении какого-нибудь его побочного ребенка, сведения об одной из его любовниц или о ком-нибудь из его издателей, например о Луи-Паскале Сетье… Я заказал документы и ждал, пока их принесут. В «Архивах Сены» ждать приходится гораздо дольше, чем искать. Чтобы чем-нибудь заняться, я вытащил какой-то ящик и стал перебирать карточки. Было ли это случайностью, когда на одной из них, на букву «Д», я прочитал: «Александр Дюма (отец). Долги Жозефины, La.s., 2 стр.»?

Я схватил бланк заказа, быстро вписал свое имя, фамилию, шифр и код документа: S AZ 282, но мне пришлось изрядно подождать, прежде чем я получил два листа небесно-голубой бумаги в мелкую клетку.

Привожу здесь документ, который я тогда держал в руках, сохранив орфографию и пунктуацию автора:

Долги Жозефины

Несмотря на очередную заметку, опубликованную во вчерашнем номере «Ле Пэи» и перепечатанную в «Монитёр юниверсель», наш сотрудник и друг Александр Дюма не только продолжает стоять на своем, но и приводит новые любопытные доказательства в дополнение к тем, которые уже высказал.

Следующие слова принадлежат не ему, а Бурьену, единственному, кто проверял счета первого консула и Жозефины: «Можно представить себе гнев и недовольство первого консула, хотя я и вполовину преуменьшил долг; он догадывался, что супруга что-то скрывает от него. Однако он сказал мне:

— Хорошо. Возьмите шестьсот тысяч франков, расплатитесь с долгами, и впредь я не хочу об этом слышать. Я разрешаю вам сказать поставщикам, что они больше ничего не получат, если не откажутся от таких чудовищных процентов. Нужно приучить их не отпускать товар в кредит с такой легкостью».

Я по достоинству оценил могущество человека, который поставил себя выше Конституции VIII года, устроил 18 брюмера и не страшился оказаться перед Коммерческим трибуналом, не оплатив долгов своей жены или оплатив только половину. Похоже, однако, что шестисот тысяч франков в то время хватило, чтобы погасить долг в миллион двести, так как Бурьен добавляет:

«Наконец после бурных протестов я, к великому своему облегчению, покончил со всем, истратив на это шестьсот тысяч франков».

И далее он пишет:

«Но вскоре г-жа Бонапарт вновь позволила себе излишества. Эта непостижимая страсть к мотовству была едва ли не единственной причиной ее несчастий. Необдуманные траты постоянно вносили беспорядок в ее дела. Так продолжалось до ее второго брака с Бонапартом, когда она, как мне говорили, стала несколько сдержанней».

Бурьена нельзя заподозрить в недоброжелательном отношении к Жозефине. Напротив, он всегда был ее лучшим другом, при каждом удобном случае горячо хвалил ее и постоянно благодарил за оказанные ему благодеяния, на которые она не скупилась.

Теперь передадим слово человеку, который, вероятно, был осведомлен о долгах Жозефины лучше, чем кто-либо другой, потому что именно он оплачивал их.

«Жозефина, — говорит Император, — питала свойственную креолам слабость к роскоши, беспорядку и расточительству. Невозможно было положить предел ее расходам, она постоянно была в долгах. Когда приходило время платить по счетам, это становилось причиной бурных ссор. Нередко она посылала сказать торговцам, чтобы они выставляли ей счет только на половину суммы. И так чуть не до самой Эльбы, где напоминания о Жозефине хлынули на меня со всей Италии».

Страница 400. Мемориал Св. Елены, т. 3.

В завершение напомним, что Наполеон говорил о двух своих женах, сравнивая их:

«Никогда за всю свою жизнь первая не делала и не говорила ничего, что не было бы очаровательно и соблазнительно. Она избегала всего неприятного, и невозможно было представить ее мирящейся с тем, что доставляло ей неудобство. Все средства, которые только знает искусство обольщения, она использовала умело и с большим тактом.

Другая же, напротив, даже не подозревала, что подобными невинными ухищрениями можно чего-то добиться.

Одна всегда была не в ладах с правдой, первым ее порывом было все отрицать. Другая не признавала лжи, любая скрытность была ей противна. Первая никогда ничего не просила у мужа, но всегда была в долгах. Вторая, не колеблясь, обращалась к нему с просьбой, если ей что-то было нужно, но это случалось крайне редко. Она не могла себе представить, что можно что-то взять, не расплатившись тотчас же. В остальном обе были равно хороши, мягки и привязанны к мужу. Вы, несомненно, уже догадались, о ком идет речь: любой, кто видел их, сразу узнал бы обеих императриц».