Становой хребет - Сергеев Юрий Васильевич

• Э-эх! Забубе-е-ен-ная га-аловушка-а-а,
• До чево-о ж ты меня-я давяла-а-а…
• В отчем кра-е не слыха-а-ать мне соловушка-а-а,
• В сме-е-ертные края-я завела-а.
• До мама-а-аньки отсе-е-ль не доска-а-ачешься-я.
• Катаржа-а-анская доля гнетё-ё-ёт.
• Слезуньки-и горькие катю-ются-я-а,
• А могилку-у бура-ан замет-ё-ёт.

— добавил он тихо со вздохом и полустоном, — вот и судьба приискателя… Чисто про меня сложена. На этой реке много разного люда потонуло.

Это тут она смирная и приветливая, а как вберёт поболе ключей и речушек, как зажмёт иё Становик в каменные объятия, бешеной ведьмой взовьётся до небес, заревёт и застонет духами тунгусскими, запляшут по скалам шаманы ихние невиданные, стращая и направляя путь людской в смертные коловерти, страх!

Сколь раз зарекался боле не сплавляться тут, а вот, опять прусь. Тьфу! Ты особо слов моих не бойсь, кому суждено гореть, тот не потонет. А вот, Бога помянешь вскорости, как только плот зачнёт скакать с трёхаршинных порогов.

Вначале ужас одолеет до немоты, охолонешь прям, а потом придёт радость неописуемая… Видно, эта рисковая сладость и неволит меня, тянет опять на смертные испытания. Пройдё-ё-ом… Не впервой.

— Да я не боюсь, плаваю хорошо, выберусь.

— Ежель перекинет — сигай в сторону, угодишь под плот — хана! Заломает и меж валунов разотрёт. К поплаву привязывайся, он меня не раз выручал. Бог даст, пройдём. Но, после этова, ты станешь совсем другим человеком, ясно дело.

Всё ребячество омоет с тебя река испытаний, останешься с этова дня взрослым казаком… От дыхания смертушки окрепнешь духом, вера в себя воспрянет страшенная, хоть горы вороти — вера! Во, как… Опосля Тимптону, никакой чёрт не страшен будет, ясно дело, не страшен…

Если, конешно, не сломаешься и от этова бессилья не утопнешь. Дерись за живот свой, только борьба — истинно верная наука. Помню, впервой сплавлялись мы человек двадцать на большом карбасе по Олёкме-реке.

Ниже устья реки Нюкжа вёрст шестьдесят идут перкаты сплошняком. Мы в них, по незнанию, и впёрлись. Только щепочки от лодки полетели. Далее попрыгали на волнах, да нас троих выкинуло на косу чудом. Всех остальных сглотнула река.

Остались без огня, без едовы, без ружей, и даже ножа не оставила нам Олёкма, поглядывая, чё станем делать дальше. Хорошо лето было в разгаре, но для ягоды и грибов ишо не пришло время. А гнус! Кипит прямо над головой, в уши и глаза лезет, продыхнуть нельзя.

Не знаем, как быть, ворочаться сотни верст или прямить через нехоженую тайгу на Витим-реку.

Потом, всё ж, решили Олёкму не бросать, наловчились в заливчиках камнями рыбу отбивать и ловить, в ручьях палками хариусов кололи, мох жевали да водицу сырую пили от пуза, а сами всё идём вверх, где совсем недавно проплывали радостные и весёлые с надеждой отыскать золотые места, не тронутые никем.

Идём, силы покидают нас, кругом признаков нет людских. Гнус поедом ест, морды почернели, как головешки, и распухли до неузнаваемости, одежонка поползла, ободралась на кустах. Но двигаемся…

Где скоком, где ползком, как звери какие. Тунгусы, когда нас увидели — испугались до смерти, за чертей приняли… Ты вот, што… ружьё всё время держи накрест за спиной, патронташ с поясу не сымай. Гляди не утопи, без охоты не прокормимся. Ну, Верка, поехали. Ясно дело, с тобой мы не пропадём.

10

Тимптон… Своенравная и крутая река. Быстрится среди осыпей и гранитных валунов с добрый пятистенок. От берегов всё выше упираются в небо развалы гор. Гневно стонут кипящие перекаты, бешеная струя полноводной реки играет плотами, как щепочками.

Лопаются у Егора на ладонях кровяные мозоли от набрякшего сыростью шеста. Над головой — бирюзина неба, по бокам — круговерть угрюмых скал, поросших лиственничным лесом и стлаником.

Непуганые медведи подбирают на берегах вымытые корешки и задохнувшуюся в обмёрзших зимних ямах рыбу.

Верка стервенеет от лая, рвётся на привязи, а лохматые хозяева тайги беспечно копаются в трёх саженях от несущегося вниз плота, пялятся маленькими глазками, потешно садятся на зады, свесив на пузо когтистые лапы.

Бродят вокруг ночёвок, рявкают, желая вспугнуть пришельцев, и лезут в воду, чуя на плотах наживу. Одного, самого отъявленного наглеца, сразил из винчестера Игнатий, запаслись на лето лечебным салом и желчью. Ещё не взявшуюся линять шкуру забрали для подстилки на биваках.