Кавалер в желтом колете - Перес-Реверте Артуро

Салданья меж тем о чем-то размышлял и наконец решил обнародовать итог этих размышлений:

— Послушай-ка, Диего, что я тебе скажу…

Алатристе взглянул на него с удивлением. Это прозвучало как некое вступление, а его старый фламандский однополчанин ораторствовать был не склонен, тем паче — в таких вот обстоятельствах.

— Не рыпайся… — добавил тот, помолчав.

— Почему?

Салданья несколько задумался. Потом поднял шпагу и ее крестовиной поскреб себе бороду.

— Так уж не терпится на тот свет? Дело в том, что…

Гуадальмедина резко прервал его:

— Все объяснения — потом!

Алатристе в замешательстве прислонился спиной к изгороди. Что-то у них не то. Лейтенант, по-прежнему наставив на него дуло миланской игрушки, хмуро посмотрел на графа:

— Потом будет поздно.

Альваро де ла Марка, размышляя, наклонил голову. Потом изучающе оглядел обоих и, похоже, в чем-то убедился. Перевел глаза на Салданью и со вздохом произнес:

— Это был не король.

В левое окошко кареты на холмах, будто подмявших под себя окрестные сады и Мансанарес, виднелась громада королевского дворца. Проехали через мост, освещаемый полудюжиной факелов в руках пеших стражников. Один из альгвасилов, сидевших на козлах, держал аркебузу с дымящимся фитилем. Гуадальмедина и Салданья расположились напротив капитана Алатристе, а тот не знал, верить ли ему своим ушам.

— … месяцев восемь назад, заметив его необыкновенное сходство с королем, решили мы использовать его как двойника, — говорил граф. — Они ровесники, глаза одного цвета, и рот в точности такой же… Его звали Хинес Гарсиамильян. Актер из Пуэрто Лумбрераса. Малоизвестный. Несколько дней он заменял Филиппа во время недавней поездки в Арагон… Когда до нас дошли сведения, что сегодня ночью что-то затевается, решили — пусть-ка исполнит его роль еще раз. Он знал, что это опасно, однако не отказался… Оказался верным и отважным подданным нашего государя.

— И за его верность с отвагой расплатились с ним щедро, — скривился Алатристе.

Гуадальмедина поглядел на него молча и с досадой. В свете факелов капитан видел его аристократический профиль — эспаньолка, подстриженные усы. Человек другой породы, обитатель иных миров. Здоровой рукой он поддерживал раненую, чтобы уберечь ее от толчков.

— Он сам так решил. — В голосе Гуадальмедины не чувствовалось особенной скорби: что значила гибель комедианта по сравнению с жизнью его величества? — Ему сказано было не вылезать, покуда мы не сможем защитить его. Однако он дожидаться не стал и сыграл свою роль до конца, — тут граф с осуждением покачал головой. — Думаю, что это был его звездный час.

— Хорошо сыграл, — заметил Алатристе. — Держался с достоинством и дрался молча… Не уверен, что король вел бы себя так же…

Мартин Салданья, не спуская глаз с арестованного, слушал молча, опустив заряженный пистолет на колени. Гуадальмедина стянул перчатку и, похлопывая ею по штанам тонкого сукна, стряхивал с них пыль.

— Я тебе не верю, Алатристе, — сказал он. — По крайней мере, не вполне верю. Не исключаю, что, как ты говоришь, имелись следы борьбы и убийц было несколько… Но кто поручится, что ты не был с ними заодно?

— Мое слово.

— А еще?

— Вы, ваше сиятельство, хорошо меня знаете.

Перчатка замерла в воздухе. Гуадальмедина негромко рассмеялся:

— Да вот недавно выяснилось, что совсем не знаю.

Капитан поглядел на него пристально. До сих пор ни одному человеку, усомнившемуся в его правдивости, не удавалось прожить столько, чтобы успеть повторить эти слова. Потом он повернулся к Салданье:

— Ты тоже не веришь моему слову?

Мартин не разомкнул уста, а лишь взглядом показал: не его это дело — верить или не верить. Комедиант убит, король жив, а ему, лейтенанту Салданье, приказано взять Алатристе под стражу и доставить куда надо. И думает он о том, как бы получше выполнить это поручение. А споры лучше оставить для судей, инквизиторов и богословов.

— В свое время все разъяснится, — молвил Гуадальмедина, натягивая перчатку. — Так или иначе, тебя ведь просили держаться подальше.

Капитан поглядел в окно. Карета уже миновала парковый мост и катилась вдоль стены к южной части дворца.

— Куда вы меня везете?

— В Кабальерисас, — ответил граф.

Алатристе, встретившись глазами с бесстрастным взглядом Салданьи, отметил, что лейтенант перехватил пистолет покрепче, и дуло теперь направлено ему в грудь. Старый крокодил, подумал он, знает, чего от меня можно ждать. Знает и то, что граф дал маху, сказав, куда мы направляемся. Кабальерисас — ее называли также и Живодерней — маленькая, примыкающая ко дворцу тюрьма, где сидят обвиняемые в оскорблении величества. Мрачное место, где правосудие не ночевало, куда надежда не заглядывала. Не бывали там и судьи с адвокатами. И арестанты там не столько сидят, сколько висят на дыбах, а писцы заносят на бумагу каждый их крик. Двух допросов довольно, чтобы сделать из человека паралитика.