Сибирский аллюр - Вронский Константин

– Во дурость-то какая, – хмыкнул Машков, утирая выступившие на глазах слезы – до чего досмеялся, ну надо же. – Что думаешь, Ермак?

– Ничего! – вскинул голову Ермак. А потом выхватил из ножен саблю.

– Начинается! – глухо пробормотал староста Лупин. – Братцы, без боя мы не сдадимся!

Казаки бросились на штурм засеки, устроенной сельским старостой. Страшный крик сотряс воздух. Мужички из Нового Опочкова побросали свое «оружие» и бросились врассыпную. И только Лупин замер посреди дороги. Ермак, прогарцевавший мимо, с силой пнул его сапогом в грудь. Староста покатился кувырком, упал в яму, вырытую отважными мужичками, и только потому выжил, не затоптанный конскими копытами.

Спустя полчаса село горело со всех сторон. Казаки грузили обоз мешками с зерном, прихватывали с собой бочки с огурцами и капустой, подбрасывая «огоньку» в разоренные дома. Кому было в охотку, начал бабий загон. Бросали молодух на землю и пользовали по-мужски, «по-лыцарски».

Машков тоже рыскал по селу в поисках девицы на свой вкус. И вот, наконец, нашел у дома с резными воротами… тощенькое, светловолосое существо, выскочившее на него с огромным поленом в руках. Машков был так поражен, что едва успел отскочить в сторону, иначе раскроила бы девчонка голову и даже не поморщилась. Он сжал маленькой дикой кошечке шею и поволок в сад. Девушка отчаянно царапалась и кусалась.

Не выдержав такого сопротивления, Машков упал, но не выпустил свою добычу. Они покатались по земле, несколько раз больно ударились об забор и замерли. Машков крепко сжал плечи девушки, смотревшей на него с неприкрытой ненавистью. Огромные голубые глазищи, если б смогли, испепелили бы. Страха в девушке не было ни на грош, только дикая, отчаянная решимость.

– Убей меня! – жарко прошептала девушка. – Лучше убей меня. Если ты этого не сделаешь, я сама тебя прикончу…

– Меня Иваном зовут… Иван… Машков… Матвея сын, – произнес казак. До конца дней своих он не сможет понять, почему заговорил с ней. Просто не мог иначе, глядя в ее глаза, и все тут.

И она ответила:

– Марьяна. Марьяна Лупина…

– Марьяна… – Машков чуть ослабил хватку. Вокруг них неистовствовал огонь, сжирая все на своем пути, кричали женщины, несся по селу гогот опьяненных победой казаков. Ржали лошади.

– Я возьму тебя с собой! – внезапно решил Машков.

– И не думай даже! – яростно крикнула девушка.

– Ты – моя добыча!

– Кто тебе это сказал, сатана проклятый?

И они вновь покатились по земле. Марьяна вцепилась зубами в плечо Ивана и ослабила хватку только тогда, когда он намотал на руку ее длинные волосы и больно дернул. Вырваться было невозможно. Если только оставив косу в руках казака.

– Чего ж ты ждешь? – тоненьким голоском прошептала она. – Бери свою добычу…

Голос Машкова дрогнул.

– Не бойся, Марьянка, – он убрал руку от головы девушки, медленно, почти нежно погладил ее по щеке и спросил: – Сколько тебе лет-то?

– Шестнадцать, – со всхлипом отозвалась она.

– Твоя изба сгорела, – проворчал Машков. – Я забираю тебя с собой, Марьянка.

– Нет! – отчаянно выкрикнула девушка.

Но на этот раз драться не стала, замерла рядом.

Глава третья

АВАНТЮРА С ПЕРЕОДЕВАНИЕМ,

ИЛИ РОЖДЕНИЕ НОВОГО КАЗАКА

Новое Опочково выгорело дотла.

После того как женщины и дети, старики и больные были плетьми согнаны прочь с насиженных мест, казаки Ермака стали лагерем неподалеку от разоренного селища. Горланили песни, греясь у огромного костра, в который превратилось сейчас Опочково. Лошадей они стреножили и рядком-ладком приступили к пиру. Это была та жизнь, за которую казачество было готово умереть, продать душу дьяволу, пройти сквозь огонь и воду. Это была воля, казацкая вольная вольница! Мир принадлежал им, а если – нет, они его завоюют! Перед ними лежал новый мир, мир, заждавшийся их прихода. Сумасшедшие эти богатеи Строгановы пообещали им все земли Мангазейские, о которых рассказывали их посланники. Те самые посыльные, на долю которых выпало пережить уже немало ужасов по дороге на Каму.

– Горы… – мечтательно протянул Ермак. – Чужеземцы с раскосыми глазами… Ну и что? Видали мы и татар, и китайцев, и головы им, как капусту, рубали. А камень – он камнем и останется, даже если он в высоту на тысячу верст к небу дернулся. Неужто мы камней испугаемся, братцы?

За гибель Нового Опочкова никто мстить не собирался. Мужички из соседних деревень называли людей старосты Лупина законченными идиотами. Ну кто ж тягается с пятью сотнями казаков-то, а? Их пропускают, не чиня никаких препятствий, поят их лошадей, делятся запасами, пусть и с горечью в сердце, но отводят глаза, узнав, что забрюхатела пара баб… Все это можно пережить, а только жизнь одна и важна на свете, братцы. Бороться с казаками? Пресвятой Николай Угодник, до чего ж этот Сашка Лупин допился, если в голову ему такие мысли безумные вспрыгивать стали?