Возвращение капитана мародеров - Крючкова Ольга Евгеньевна

Когда комната была подготовлена, Шарль осторожно подхватил Исидору на руки и бережно перенес на заправленную свежим бельем постель. В сознание француженка по-прежнему не приходила.

– Надо извлечь нож, – изрек преисполненный решимости Сконци, – но для этого придется разрезать одежду… Вы готовы, граф?

Острым кинжалом Шарль аккуратно разрезал лиф платья Исидоры, невзначай обнажив при этом верхнюю часть ее соблазнительной груди. Графа невольно охватил знакомый душевный трепет, и от зоркого Сконци не ускользнуло состояние спутника.

– Дорогой друг, переверните Исидору на бок, я сам расшнурую ей платье, – строго сказал иезуит.

Когда Исидору освободили от мешающего лечебной процедуре наряда, Сконци позвал хозяйку таверны, в ожидании приказаний стоявшую за дверью.

– Принесите вина и чистой материи! Да побольше! – властно распорядился он.

Женщина не преминула лишний раз доказать свое проворство, и Сконци, получив от нее требуемое, обратился к безмолвно наблюдавшему за его действиями Шарлю:

– Друг мой, обильно смочите одну из тряпиц в вине и, как только я извлеку нож, быстро приложите ее к ране. Увы, но это единственное, что мы в данной ситуации можем сделать. Вынужден также предупредить, что рана очень глубокая, поэтому я не могу с уверенностью сказать, выживет наша подопечная или… – окончание фразы повисло в воздухе.

Исполняя указание Сконци, граф д’Аржиньи неожиданно поймал себя на мысли, что питает к Ангелике нежные, почти братские чувства, и ему было бы жаль потерять ее…

Иезуит извлек нож из плеча несчастной француженки достаточно ловко, словно занимался этим всю жизнь. Кровь, правда, тотчас заструилась с новой силой, однако Шарль быстро накрыл рану смоченной в вине тряпицей, а Сконци, заблаговременно отобравший самые длинные полоски ткани, умело наложил тугую повязку.

– Да вы еще и врачеванием отлично владеете, друг мой! – не без восхищения заметил Шарль.

– Жизнь, дорогой граф, всему научит… Никогда, правда, не думал, что придется лечить ведьму, – ворчливо отозвался иезуит. – Упаси Господи, если о том прознают мои сподвижники по ордену! Темницы и как минимум регламентированных пыток мне тогда, думаю, точно не избежать…

– Не прознают, – искренне заверил д’Аржиньи. – Ведьмы Ангелики, как известно, больше нет. Разве вы забыли, что она утонула в море? Сейчас вы спасали жизнь донне Исидоре Монтехо.

Сконци испытующе посмотрел на Шарля.

– Вы не перестаете удивлять меня, граф! Благодарю вас за поддержку и понимание. Однако я не уверен, что смог спасти женщину, которая, как мне кажется, вам небезразлична… Или я ошибаюсь?

Вместо ответа Шарль склонился над раненой, и вдруг из-под его кольчуги выскользнул александрит, о котором он за суетой последних дней успел забыть.

– Талисман Гуальбареля, – растерянно прошептал он и торопливо снял цепочку с шеи.

Иезуит перекрестился.

Шарль накинул цепочку на шею Исидоры, и александрит, словно почувствовав хозяйку, переливчато засиял разными цветами и окутал голову и грудь женщины светящимся розоватым ореолом.

Сконци и д’Аржиньи застыли в изумлении.

А в следующее мгновение Исидора открыла глаза и слабым голосом произнесла:

– Пить… Умоляю, пить…

Глава 6

Оставшийся до Валенсии-де-Алькантары путь прошел без приключений. Примерно к полудню, когда колокола местного храма только-только отзвонили сексту, граф д’Аржиньи, Сконци и донна Монтехо достигли городских ворот.

Путников слегка удивило, что ворота охраняются не привычными городскими стражниками, а монахами-воинами, облаченными в серые рясы и вооруженными, все как один, подвешенными к поясу мечами. Друзей-всадников тем не менее легко пропустили, и они проследовали прямиком к высокой башне-донжону, где, как им удалось выяснить, и располагалась резиденция магистра здешнего ордена Лоренсо де Канталехо.

Спешившись первым, Шарль объяснил монахам, охранявшим вход в донжон, что он и его друзья прибыли из замка Аранхуэс с посланием для дона Канталехо, и попросил известить того об их прибытии. Один из монахов тотчас исчез в узкой калитке, встроенной в массивные деревянные ворота, обшитые металлическими пластинами.

Через какое-то время из той же калитки появился сенешаль[84], облаченный в серую рясу из тонкой шерсти. Грудь сенешаля украшала расшитая витиеватым цветным орнаментом темно-зеленая лента, а на ленте гордо поблескивал орденский знак с изображением зеленого мальтийского креста, концы которого соединялись золотыми линиями. Рукоять басселарда, висящего на поясе сенешаля, переливалась на солнце, ибо была усеяна драгоценными камнями.