Басилевс - Гладкий Виталий Дмитриевич

Азбука световых сигналов была известна немногим, только избранным: вождям киликийцев и сигнальщикам. За разглашение ее наказание было однозначным и страшным: долгая, мучительная смерть провинившегося, его семьи и родственников.

Селевк, прочитав сообщение, в ликовании вскинул руки – добыча предполагалась знатная! Не дожидаясь, пока сигнальщик даст ответ, что сведения приняты, он спустился вниз и собрал вождей киликийцев на совет. А еще через некоторое время голос рога возвестил псам удачи, что охота началась.

Сборы прошли слаженно и быстро. Еще не на всех судах успели приковать гребцов к банкам, а стремительный «Алкион» уже рассекал ласковые воды Эгейского моря, нацелив форштевень на север. Гребцам по указанию Селевка выдали по дополнительной чаше вина, и они гребли изо всех сил. Келевст «Алкиона» от нечего делать пощелкивал кнутом по палубе, на всякий случай стараясь держаться подальше от Пилумна с Таруласом. Юный Савмак скрипел от натуги зубами, мысленно призывая на головы пиратов гнев скифских богов и желая им поражения в предстоящей битве.

Море шумело мягко, убаюкивающе, словно степной ковыль…

ГЛАВА 7

Командир римской триремы[229] в досаде стукнул кулаком по мачте и выругался: о, боги, надо же быть таким невезучим! С вечера ветер утих, растворился в черной теплыни южной ночи, и белые паруса торговых судов безнадежно обвисли, словно тряпье на веревке, вывешенное для просушки. Купеческие суда были беспалубными и не имели весел, потому что гребцы занимали бы слишком много полезной площади. Для этих неуклюжих лоханей ветер служил и кнутом и манной небесной, ибо от его милостей зачастую зависела жизнь и благосостояние хозяина.

Триремарх[230] с тревогой пересчитал огни сигнальных фонарей: шесть больших – это у медлительных торговых посудин, и два маленьких, но ярких – биремы конвоя. Все семь судов, в том числе и его трирема, держались кучно, но с таким расчетом, чтобы было пространство для любого маневра – не ровен час, нагрянут киликийские пираты, которых было немало в этих наполненных негой водах, и тогда придется уповать только на милость богов. Триремарх еще раз посетовал на свою судьбу – до ближайшей гавани оставалось всего ничего, но ведь не бросишь купцов, подрядивших его в качестве конвоя.

Он прошелся по палубе, где вповалку спали гребцы и воины охраны, разыскивая первого помощника, кибернета[231]. Тот, уже слегка навеселе, беседовал с кормчим. Между ними лежал полупустой бурдюк с вином, и, судя по их настроению, совсем скоро он должен был превратиться в плоскую, как лепешка, козью шкуру.

– Хлебни, – кибернет протянул триремарху полную чашу. – У этих богачей вино, словно божественный нектар. Еле выпросил. Обидно, понимаешь, – они нашего брата ни во что не ставят. Мы для них просто слуги, дешевые наемники. Испей, вино отменное.

– Выпросил, говоришь? – спросил насмешливо триремарх. – Ну-ну…

Он осушил чашу и закусил вяленым фиником. Кибернет, блудливо ухмыляясь, последовал его примеру. Кормчий, здоровенный детина с узловатыми, как корни старого дуба, ручищами, тоже не стал ждать приглашения, выпил чашу до дна одним могучим глотком и удовлетворенно крякнул.

– Поставь дополнительное охранение, – сухо приказал триремарх. – И на остальные суда пусть просигналят о том же. Если кто уснет на посту, подвешу за ноги на наклонной мачте.

– Слушаюсь, – посерьезнел кибернет и отправился выполнять приказ.

Триремарх задумчиво понаблюдал некоторое время за кормчим, вовсе не огорчившимся уходом собеседника, а затем решительно отобрал у него бурдюк с остатками вина и зашагал на корму, где трепетный огонек жирового светильника высвечивал красно-белую полосатую палатку – обычное пристанище командира триремы.

Но в свою палатку триремарх так и не зашел, несмотря на то, что под прочной парусиной его ждала мягкая постель и давно остывший ужин. Он присел на веревочную бухту под башней для лучников и стал неторопливо потягивать вино прямо из бурдюка. Тревожное томление не оставляло душу, прогоняя сон и навевая отнюдь не безоблачные мысли. Впрочем, палатка триремарха не пустовала. Оттуда слышался неясный говор и звуки, не вызывающие никаких сомнений в их происхождении – там трапезничали.

Невольно прислушиваясь к разговору, триремарх недовольно поморщился: пассажиры, навязанные ему всесильным Сенатом, чувствуют себя чересчур свободно и независимо. Но пусть их – у него и так достаточно забот, чтобы обращать внимание на такие несущественные мелочи. Сейчас главное – добрый попутный ветер, который поможет каравану быстрее укрыться в безопасной гавани острова Самос. Триремарх тряхнул головой, прогоняя сонную одурь, и нащупал горловину бурдюка…