Сын Портоса - Дюма Александр

Бретонец искренне расхохотался.

— Славная шутка! — воскликнул он. — Безусловно, любит, но не больше, чем я ее. Сомневаться в ее любви означало бы оскорбить самое добродетельное сердце в мире! Но я не понимаю… — К удивлению в его голосе начало примешиваться беспокойство.

— У вас нет какой-нибудь причины не доверять этому герцогу д'Аламеде, главному организатору вашего брака? — прервала дама.

— Почему я должен не доверять этому доброму старику? Он самый великодушным из людей.

— Значит, вы не подозреваете его в намерении обмануть вас?

— С какой целью и каким образом?

— Мадемуазель дю Трамбле когда-нибудь говорила вам о короле? — продолжала вдова Скаррон после небольшой паузы. — Я имею в виду, что-либо особенное.

— Никогда. Что за странный вопрос! Почему вы задаете мне его? — Его голос прервался, словно от внезапной боли, он начал предчувствовать недоброе. Дама внимательно изучала его, шепча про себя:

— Ясный взгляд, открытое лицо, искренняя речь и подлинная тревога не напоминает мужей, торгующих честью своих жен. Он может оказаться жертвой, но не соучастником злодеяния. Друг мой, — обратилась она к шевалье, — вам незачем волноваться. Я, право, не знаю, почему мне пришло в голову беспокоить вас этими глупыми вопросами. Забудьте их и простите меня. Бывают времена, когда в мозгу начинают плясать демоны, заставляющие человека говорить неизвестно что.

Бретонец был достаточно молод, чтобы успокаиваться так же быстро, как и приходить в волнение. При последних словах собеседницы он облегченно вздохнул.

— Ну и отлично! А то вы меня так напугали, что я едва с ума не сошел. Только подумайте — я чуть было не стал подозревать самое совершенное из всех человеческих существ!

— Ну, чтобы наказать себя за эти несправедливые мысли, — ответила королевская гувернантка, — вы должны еще сильнее любить ту, кто так достойна вашей страсти, посвятить ей всю свою жизнь и беречь ее счастье, как скупой бережет свои сокровища. Отправляйтесь исполнять ваш долг, — добавила она, протягивая руку, — и постарайтесь скорее вернуться.

— Таковы и мои намерения, — сказал наш герой, вставая. — Я только выполню одно малоприятное дело и тут же оставлю Париж. Но, прежде чем мы расстанемся, обещайте в мое отсутствие не спускать глаз с моей любимой.

— Я сделаю большее — постараюсь находиться подле нее и почаще говорить с ней о вас.

— Поистине, вы — ангел!

— Если какая-нибудь опасность будет угрожать той, кого я назвала вашим сокровищем, я предупрежу вас, дабы вы могли защитить ее, как того требует долг.

Глава XXII

ЧЕРНОЕ ПЛАТЬЕ

Простившись с вдовой, Жоэль направился на улицу Булуа, используя час, оставшийся до встречи с Лувуа, для того, чтобы выполнить миссию, доверенную ему Пьером Лесажем.

Первый же прохожий указал ему улицу, и вскоре он отыскал дом, куда ходили придворные дамы на встречу с прорицательницей. Днем это место выглядело совсем по-другому, так что Жоэль не мог припомнить, что именно здесь он защищал госпожу де Монтеспан и швырнул сообщника Гадалки в сточную канаву.

Но и при дневном свете внутренние помещения имели не менее таинственный вид. Однако причудливые предметы исчезли из комнаты, где Гадалка занималась своим ремеслом. Здесь остался только ветхий стол, негодный даже на дрова. За ним восседала старая карга, а рядом стоял мужчина, который только что принес кувшин вина и разливал его содержимое в два оловянных кубка. Парочка играла в карты, и выигравший притащил выпивку.

Человеком этим был Уолтон, фигурировавший на процессе отравителей. Он был краснолицым, рыжим, как лиса, с большими зубами, торчащими из-под щетинистых усов; светло-голубые глаза казались стеклянными — настолько они выглядели холодными и безжизненными. Мир обошелся с ним так же, как недавно Жоэль, — бросил в сточную канаву и оставил там грязным, нечесанным и оборванным.

Они только приступили к выпивке, когда услышали шаги Жоэля, решительно вошедшего в дверь, которую Уолтон оставил открытой.

— У кого это хватает наглости вламываться сюда подобным образом? — осведомился мошенник, хватаясь за шпагу, несомненно, проданную в качестве железного лома.

— Это какой-то солдат, — ответила женщина. — Я слышу, как ножны шпаги царапают по стене.

— Странно, — пробормотал Уолтон, — хотя надеюсь, гроза пронеслась, особенно после того, как Терезе удалось удрать. Правда, она могла попасться и заложить нас, верно? Но так или иначе, у них нет против нас никаких улик. Перед тем, как угодить в каталажку, я все уничтожил, поэтому им и пришлось меня выпустить.