Сорок пять - Дюма Александр

Они незамедлительно отправились в конюшню, где королевский курьер выдал им двух дорожных лошадей, сильных и хорошо снаряженных.

Господин д'Эпернон, без сомнения, проследил бы за ними, чтобы побольше разузнать, если бы в самый тот миг, когда Карменж и Сент-Малин уходили, он не был предупрежден, что с ним желает во что бы то ни стало и сию же минуту говорить какой-то человек.

– Что за человек? – раздраженно спросил герцог.

– Чиновник судебной палаты Иль-де-Франса.

– Да что я, тысяча чертей, – вскричал он, – эшевен, прево или стражник?

– Нет, монсеньер, но вы друг короля, – послышался слева от него чей-то робкий голос. – Умоляю вас, выслушайте меня, как его друг.

Герцог обернулся.

Перед ним стоял, сняв шляпу и низко опустив голову, какой-то жалкий проситель, на лице которого сменялись все цвета радуги.

– Кто вы такой? – грубо спросил герцог.

– Никола Пулен, к вашим услугам, монсеньер.

– Вы хотите со мной говорить?

– Прошу об этой милости.

– У меня нет времени.

– Даже чтобы выслушать секретное сообщение?

– Я их выслушиваю ежедневно не менее ста. Ваше будет сто первое. Это, выходит, на одно больше.

– Даже если речь идет о жизни его величества? – прошептал на ухо д'Эпернону Никола Пулен.

– Ого! Я вас слушаю, зайдите ко мне в кабинет.

Никола Пулен вытер лоб, с которого струился пот, и последовал за герцогом.

Глава 28

Разоблачение

Идя через свою приемную, д'Эпернон обратился к одному из дежуривших там дворян.

– Как ваше имя, сударь? – спросил он, увидев незнакомое ему лицо.

– Пертинакс де Монкрабо, монсеньер, – ответил дворянин.

– Так вот, господин де Монкрабо, станьте у моей двери и никого не впускайте.

– Слушаюсь, господин герцог.

– Никого, понимаете?

– Так точно.

И г-н Пертинакс, красовавшийся в своем роскошном одеянии – оранжевых чулках при синем атласном камзоле, повиновался приказу д'Эпернона. Он прислонился к стене и, скрестив руки, занял позицию у края портьеры.

Никола Пулен прошел за герцогом в кабинет. Он увидел, как дверь открылась, закрылась, как опустилась портьера, и принялся дрожать самым настоящим образом.

– Послушаем, что у вас там за заговор, – сухо произнес герцог. – Но клянусь богом, пусть это не окажется шуткой. Сегодня мне предстояло заняться различными приятными вещами, и если, слушая вас, я даром потеряю время – берегитесь!

– Нет, господин герцог, – сказал Никола Пулен, – речь идет об ужасающем злодеянии.

– Ну, посмотрим, какое там злодеяние.

– Господин герцог…

– Меня намереваются убить, не так ли? – прервал его д'Эпернон, выпрямившись, словно спартанец. – Что ж, пускай! Моя жизнь принадлежит королю и богу. Пусть ее у меня отнимут.

– Речь идет не о вас, монсеньер.

– Ах, вот как! Странно!

– Речь идет о короле. Его собираются похитить, господин герцог.

– Опять эти старые разговоры о похищении! – пренебрежительно сказал д'Эпернон.

– На этот раз, господин герцог, дело серьезное, если я о нем правильно сужу.

– Когда же намереваются похитить его величество?

– В ближайший же раз, когда его величество в носилках отправится в Венсен.

– А как его похитят?

– Умертвив обоих доезжачих.

– Кто это сделает?

– Госпожа де Монпансье.

Д'Эпернон рассмеялся.

– Бедная герцогиня, – сказал он, – чего только ей не приписывают.

– Меньше, чем она намеревается сделать.

– И этим она занимается в Суассоне?

– Госпожа герцогиня в Париже.

– В Париже?

– Могу ручаться в этом, монсеньер.

– Вы ее видели?

– Да.

– То есть вам так показалось.

– Я имел честь с нею беседовать.

– Честь?

– Я ошибся, господин герцог. Несчастье.

– Но, дорогой мой, не герцогиня же похитит короля?

– Простите, монсеньер.

– Она сама?

– Собственной особой, с помощью своих клевретов, конечно.

– А откуда она будет руководить похищением?

– Из окна монастыря святого Иакова, который, как вы знаете, находится у дороги в Венсен.

– Что за чертовщину вы мне рассказываете?

– Правду, монсеньер. Все меры приняты к тому, чтобы носилкам пришлось остановиться в момент, когда они поравняются с монастырем.

– А кто эти меры принял?