Сокровища Валькирии. Правда и вымысел - Алексеев Сергей

Еще какое-то время катер поклевал в центре воронки, после чего плавно ушел в пучину.

Около получаса потом один из вертолетов кружил над воронкой и приземлился ни с чем.

И когда выключил двигатели, наконец-то донесся голос Ледяного озера, низкий, утробный, клокочущий и грозный – спину озноб продрал.

Забыв об опасности, я вскочил, будто завороженный, и все, кто стоял в тот час на берегу – новенькие, только что прилетевшие военные, спасенные искатели сокровищ и даже экипажи вертолетов – все замерли, многие вскинули руки, будто признавая себя побежденными…

Taken: , 1

Заимка

А еще через два часа, когда голос стихии замер и сузившееся, упавшее вниз метров на пятнадцать озеро успокоилось, я пришел в логово, сжег стенгазету искателей, оставив себе лишь репродукцию «Валькирии», штандарт и остатки мешка из-под сахарного песка, предварительно высыпав его в фонтан (говорила бабушка, не трогай ничего на пожаре, добра не принесет!). Короче, уничтожил все вещдоки и налегке (даже волчью безрукавку не взял, о чем потом жалел, ночуя без костров), бежал от Манараги вверх, через хребет, из Европы в Азию, а точнее, в Сибирь, поскольку над Уралом закружилось одновременно несколько военных самолетов и вертолетов, высаживающих десант. Тут началась войсковая операция, которую много позже, в Чечне, назовут просто и емко – зачистка.

Надо было уйти как можно дальше от места трагических событий, чтоб не угодить под горячую руку. Похоже, власти восприняли их не просто стихией, непреодолимой силой природы, а крупной рукотворной диверсией против искателей сокровищ. Иначе бы с чего в пустынные горы Приполярного Урала выбросили парашютистов-десантников и внутренние войска с боевыми патронами? Через год, весной, я сам находил солдатские привалы со стреляными гильзами (развлекались ребята, стреляли в цель), и от тех же егерей слышал, что окрестности Манараги до самого перевала прочесывали несколько дней, но поймали только нескольких бичей-серогонов, трех туристов-байдарочников и устроили повальный обыск на какой-то метеостанции в горах.

Пока бежал, сто раз поблагодарил судьбу, что привела меня служить в ОМСБОН и потом в уголовный розыск: я отлично знал тактику действий внутренних войск по поиску и ликвидации диверсионных формирований и методику розыска преступников в лесных районах, поэтому никогда не выходил на тропы и лесовозные дороги, не шел вдоль ручьев и рек, не ночевал с костром, даже если мерз, и особенно аккуратно обходил стороной всех встречных-поперечных и всякое человеческое жилье, независимо, есть там кто или нет. Попадать в плен мне было нельзя ни в коем случае. Ладно, в кармане кольт без разрешения, его в любой момент скинуть можно. А вот если попаду к комитетчикам и они начнут меня крутить, вспомнив как я Гоя-Бояринова отпустил, и теперь нахожусь в местах, где он вроде бы должен обитать, вот тут мне уже не отвертеться. Все это косвенные улики, указывающие, что я нахожусь в некой связке с диверсантами, устроившими пожар и потопление катера с людьми. Посадить не посадят, доказать причастность невозможно, зато на нарах попарюсь год-другой…

Два дня я как заяц бежал в гору, тараторя про себя слова студенческой песенки:

Перевалив через Урал,

Прощай Европа! Я удрал

В далекую страну Хамардабан.

На третий день я перевалил хребет и пошел шагом. Признаков присутствия здесь военных не было, последний секрет я обошел на водоразделе, там хлопцы слушали музыку по радиостанции Р-105, пела София Ротару. И все-таки еще один день я двигался как «зеленый берет» и в попавшуюся мне охотничью избушку заходить даже не стал, хотя там могли быть какие-то продукты.

На сибирской стороне Урала дичи было много больше, несколько лосей спугнул, медведя с черники поднял – можно было стрелять, но не стал: рука отвыкла от оружия, в голову попасть трудно, а по корпусу – опять получится как со снежным человеком…

И когда ушел от хребта порядочно, все-таки вышел на тропу со старыми затесами и рано утром застрелил глухаря на песчаной высыпке.

После чего убежал за несколько километров в сторону и там от двухмесячного недоедания дорвался – сварил и съел за один раз четырехкилограммовую птицу! Одичание шло успешно, еще немного, и начну обрастать шерстью. Ведь съел – и ничего не случилось, лежал полдня и переваривал, как удав: вспоминал произошедшее возле Манараги и снова охватывался ознобом.