Песчаный дьявол - Роллинс Джеймс

– Я сам его окончил. Я имею в виду, Колумбийский университет.

Корал бросила взгляд на Пейнтера, словно прося разрешения говорить. Никаких внешних знаков не последовало, но она все равно сказала:

– Мир тесен.

Денни раскрыл было рот, затем передумал отвечать. Он не отрывал взгляда от женщины-физика. К ним присоединился Клей Бишоп. Сафия представила его, найдя успокоение в ритуале этикета.

– А это мой аспирант Клей Бишоп.

Молодой американец схватил обеими руками руку Омахи и принялся с жаром ее трясти.

– Сэр, я читал вашу монографию, посвященную персидским торговым путям во времена Александра Македонского. Надеюсь, у нас будет возможность обсудить ваши находки, сделанные в районе ирано-афганской границы.

Омаха повернулся к Сафии и Каре.

– Я не ослышался, этот молодой человек действительно назвал меня "сэром"?

Кара прервала знакомства, жестом пригласив всех заходить во дворец.

– Каждому из вас отведена отдельная комната, так что можете освежиться перед ужином, а затем отдохнуть.

Она первая вошла во дворец, стуча высокими каблучками модных туфель по древним плитам пола.

– Но не спешите привыкать к удобствам. Через четыре часа мы трогаемся в путь.

– Опять лететь на самолете? – спросил Клей Бишоп, едва сдерживая стон.

Омаха похлопал его по плечу.

– Не совсем. Сегодняшняя заварушка принесла по крайней мере один плюс, – сказал он, кивнув в сторону Кары. – Как приятно иметь влиятельных друзей, особенно таких, у кого есть милые игрушки.

Кара нахмурилась.

– Все приготовления закончены?

– Уже отдано распоряжение переправить снаряжение и припасы на новое место.

Сафия переводила взгляд с Омахи на Кару. По дороге во дворец у Кары состоялись возбужденные разговоры по телефону с Омахой, британским консульством и администрацией султана Кабуса. Каким бы ни был результат, Кару, похоже, он радовал далеко не в такой степени, как Омаху.

– Что насчет "призраков"? – спросила Кара.

– Они будут ждать нас на месте, – кивнув, ответил Омаха.

– Призраки? – переспросил Клей.

Но прежде чем кто-либо успел ему ответить, все оказались у холла, ведущего в южное крыло, предназначенное для гостей. Кара кивнула почтительно застывшему дворецкому с напомаженными седыми волосами, в черном смокинге и белой рубашке, от которого веяло доброй старой Англией.

– Генри, будьте добры, покажите гостям их комнаты.

Строгий кивок.

– Слушаюсь, мадам.

Когда взгляд дворецкого скользнул по Сафии, у него в глазах мелькнули радостные искорки, однако лицо осталось бесстрастным. Сколько помнила себя Сафия, Генри был здесь дворецким.

– Прошу следовать за мной, пожалуйста, – пригласил дворецкий.

Все направились за ним.

– Ужин будет подан на верхней террасе через тридцать минут, – окликнула их Кара.

Эта фраза прозвучала скорее как приказ, чем как приглашение.

Сафия пошла следом за остальными.

– Ты куда? – спросила Кара, хватая ее за руку. – Тебя ждет твоя прежняя комната. Она проветрена и готова.

Она повернула к главному дому.

Следуя за ней, Сафия не переставала крутить головой по сторонам. Здесь почти ничего не изменилось. Во многих отношениях имение было не столько жилищем, сколько музеем. На стенах висели писанные маслом полотна, портреты предков Кары, начиная с четырнадцатого века. Посреди гостиной стоял массивный антикварный обеденный стол из красного дерева, привезенный из Франции, как и шестирожковая бронзовая люстра, висящая над ним. Сафия отмечала здесь свой двенадцатый день рождения. Она хорошо помнила свечи, музыку, шумное веселье, смех. В этом доме всегда звучал смех. Но сейчас, обходя просторный зал, Сафия поразилась гулким отголоскам своих шагов.

Кара провела ее в крыло, которое занимали хозяева дворца.

Когда Сафии было пять лет, ее привезли сюда из приюта, чтобы она стала подругой маленькой Кары. Впервые ей отвели отдельную комнату с ванной. Впрочем, большую часть ночей Сафия проводила в спальне Кары, где девочки шептались, мечтая о будущем, которому так и не суждено было наступить.

Они остановились перед дверью. Внезапно Кара крепко прижала к себе подругу.

– Я так рада, что ты снова вернулась домой!

Отвечая на теплые, искренние объятия, Сафия снова увидела перед собой не взрослую женщину, а девушку, свою лучшую, самую дорогую подругу. Дом. Сейчас она почти верила в то, что это было так. Кара отпустила ее. В свете ламп на стенах ярко блеснули ее глаза.

– Омаха...

Сафия вздохнула.

– Все в порядке. Просто я думала, что готова. Но когда я его увидела... Он нисколько не изменился.

– Вот уж точно, – нахмурилась Кара.

Улыбнувшись, Сафия напоследок еще раз крепко обняла подругу.

– Все в порядке, честное слово.

Кара открыла дверь.

– Я распорядилась, чтобы тебе приготовили ванну. В шкафу чистое белье. Встретимся за ужином.

Она направилась дальше по коридору. Миновав свою прежнюю спальню, Кара пошла в дальний конец коридора к двустворчатым резным дверям из ореха, за которыми находились покои хозяина имения, комнаты, которые раньше занимал ее отец.

Сафия толкнула дверь и вошла в свою комнату. За небольшой, но светлой из-за высоких потолков прихожей располагалась гостиная, которая в детстве использовалась как игровая, а затем превратилась в личный кабинет. Именно здесь Сафия готовилась к защите диссертации. В гостиной пахло свежим жасмином – это был ее любимый цветок и любимый аромат.

Сафия прошла в спальню. Кровать под шелковым балдахином, казалось, не трогали с тех пор, как она уехала в Тель-Авив – боже, как давно это было! Болезненные воспоминания несколько смягчило прикосновение к складкам нежного шелка. У дальней стены стоял шкаф, рядом с окнами, выходящими на тенистый садик, который сейчас, с заходом солнца, погрузился в темноту. Сафии показалось, что с тех пор, как она в последний раз выглядывала из этих окон, цветочные кусты на клумбах как-то сжались и поникли. Она даже заметила кое-где сорняки, что снова разбудило у нее в душе горечь утраты.

Зачем она вернулась сюда? Зачем она отсюда уезжала?

Сафии никак не удавалось связать прошлое с настоящим.

Ее внимание привлекло журчание воды, доносившееся из ванной комнаты. До ужина времени совсем мало. Раздевшись, Сафия бросила одежду на пол. Устроенная в полу ванна, выложенная плиткой, была глубокая, но узкая. Над горячей водой поднимался пар, и, казалось, его можно было услышать. А может быть, все дело было в белых лепестках жасмина, плававших на поверхности, которые и наполняли комнату своим благоуханием.

Эта картина вызвала у Сафии усталую улыбку.