Песчаный дьявол - Роллинс Джеймс

– Эти огни, – она кивнула в сторону скрывающегося за мысом комплекса, – отмечают самый важный промышленный объект города. Мистер Бишоп, вы можете сказать, что это за объект?

Пожав плечами, молодой американец после непродолжительного раздумья предположил:

– Нефтепереработка?

Сафия ожидала услышать именно этот ответ, однако он был неверен.

– Нет, это опресняющий завод, который снабжает город пресной водой.

– Водой?

– Нефть является богатством Аравии, но вода – это животворная кровь.

Сафия умолкла, давая своему аспиранту возможность осмыслить эти слова. На Западе не многим известно о том, какое значение имеет опреснение воды здесь, в Аравии. В последнее время именно права на обладание водными ресурсами, а не нефтеносные земли все чаще становятся яблоком раздора на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Самые ожесточенные конфликты, которые были у Израиля со своими соседями – Ливаном, Иорданией и Сирией, велись не по идеологическим или религиозным причинам, а за контроль над водными ресурсами долины реки Иордан. Наконец Клей нарушил молчание поговоркой:

– Правильно говорят: "Виски пьют, из-за воды дерутся".

Сафия нахмурилась.

– Это сказал Марк Твен, – объяснил Бишоп.

Снова поразившись его проницательности, она кивнула.

– Отлично сказано.

Несмотря на общее впечатление беспутного шалопая, которое производил молодой американец, за толстыми затемненными стеклами его очков светились умные глаза. Именно поэтому Сафия разрешила Бишопу принять участие в экспедиции. Со временем из него получится превосходный исследователь. Клей несколько раз глубоко затянулся. Внимательно разглядывая его, Сафия заметила, что кончик сигареты едва заметно дрожит, и только тут обратила внимание на то, как побелели костяшки пальцев Бишопа, стиснувших ограждение.

– Как вы себя чувствуете? – обеспокоенно спросила она.

– Я не поклонник открытых морей. Если бы Господь Бог предначертал человеку бороздить океаны, он бы не превратил динозавров в топливо для реактивных двигателей.

Сафия потрепала его по плечу.

– Мистер Бишоп, отправляйтесь-ка спать.

Опреснительный завод наконец полностью скрылся за выступающим мысом. Вокруг остался один мрак, который нарушался только огнями яхты, отражающимися в воде. Палубу "Шабаба Омани" освещали фонари и гирлянды электрических лампочек, которые помогали матросам работать с такелажем и убирать паруса, готовя корабль к надвигающемуся шторму. Команда состояла в основном из стажеров, молодых моряков Королевского военно-морского флота Омана, проходивших подготовку, пока корабль находился дома и совершал непродолжительные плавания вдоль побережья. Через два месяца "Шабабу Омани" предстояло принять участие в большой регате.

Негромкие голоса матросов разорвал резкий крик, прозвучавший на палубе. За возбужденным арабским ругательством послышался громкий треск. Обернувшись, Сафия увидела, что центральный грузовой люк распахнулся настежь и сбил с ног одного из матросов. Вслед за этим из открытого трюма вылетел второй матрос и рухнул на палубу. Причина его сумасшедшего полета следовала за ним по пятам, громыхая копытами по доскам. Взбежав по пандусу, на палубу выскочил белый жеребец. Тряхнув гривой, он остановился, сверкая серебром в лунном свете. Его глаза были подобны раскаленным уголькам. Вся палуба огласилась криками.

– Господи! – ахнул у Сафии за спиной Клей.

Угрожающе заржав, жеребец осел назад, затем рванул вперед, колотя копытами по дощатой палубе. Перед тем как привести лошадь в трюм, ее спутали, однако веревки перетерлись. Матросы забегали вокруг жеребца, размахивая руками, пытаясь загнать его обратно. Благородное животное затопталось на месте, лягаясь, тряся головой и скаля зубы. Сафия поняла, что эта лошадь – одна из четырех, погруженных на яхту: два жеребца и две кобылы направлялись на султанскую конюшню под Салалой. Судя по всему, тот, кто спутывал лошадей, сделал это небрежно. Застыв у ограждения, Сафия наблюдала за тем, как команда сражается с жеребцом. Кто-то принес веревку и попытался набросить на лошадь аркан. Неудавшийся ковбой, получив удар копытом по ноге, с громким криком заковылял прочь. Жеребец бросился в сплетение снастей, бесстрашно прорываясь вперед. На палубу рухнула электрическая гирлянда. Послышались хлопки бьющихся и гаснущих лампочек. Крики становились все громче. Наконец в руках одного из матросов появилась винтовка. Разбушевавшийся жеребец угрожал жизни людей и мог повредить корабль.

– Ла! Нет!

Привлеченная видом мелькнувшего голого тела, Сафия устремила взор в другую сторону. На палубе среди одетых матросов появилась бегущая полуобнаженная фигура. Одетый лишь в длинные трусы, Пейнтер Кроу был похож на настоящего дикаря. Его длинные волосы были спутаны; судя по всему, он только что вскочил с койки, разбуженный криками и конским топотом. Схватив с бухты каната кусок брезента, Пейнтер протиснулся через столпившихся матросов.

– Ва-ра! – крикнул он по-арабски. – Всем назад!

Расчистив в толпе матросов круг, Пейнтер замахал брезентом. Это движение привлекло внимание жеребца. Благородное животное отпрянуло назад, осев на задние ноги, принимая угрожающее положение. Но черные угольки глаз оставались прикованными к брезенту и человеку. Противостояние матадора и быка.

– Йе-ээх! – крикнул Пейнтер и взмахнул рукой.

Опустив голову, жеребец отступил еще на шаг. Американец стремительно бросился вперед – но не прямо на жеребца, а чуть вбок, набрасывая ему на голову кусок брезента и полностью закрывая морду. Жеребец ударил копытом, бешено крутя головой, однако так и не смог освободиться от брезента. Опустив копыта на доски палубы, благородное животное застыло неподвижно, ослепленное, растерянное. В свете луны было видно, как дрожит покрытое бисеринками пота животное. Пейнтер держался от него поодаль. Он заговорил, слишком тихо, чтобы Сафия смогла разобрать слова. Однако она узнала этот тон. Она его уже слышала на борту самолета. Простые ласковые слова.

Наконец Пейнтер осторожно шагнул вперед и положил ладонь на вздымающийся бок коня. Тот, заржав, мотнул головой, но теперь уже гораздо спокойнее. Подойдя ближе, Пейнтер потрепал жеребца по холке, продолжая что-то нашептывать ему на ухо. Другой рукой он взял перетертую веревку, прикрепленную к недоуздку, и медленно повел жеребца за собой. Благородное животное, ничего не видя, подчинилось знакомым ощущениям и поверило человеку.

Затаив дыхание, Сафия следила за происходящим. Тело Пейнтера блестело от пота, как и шкура жеребца. Американец провел растопыренными пальцами по взъерошенным волосам. Не дрожала ли его рука? Пейнтер обратился к одному из матросов, и тот, кивнув, взял веревку и повел жеребца в трюм.