Пирамида - Роллинс Джеймс

Самолетик коснулся посадочной полосы.

От толчка и воя гидравлических тормозов пассажиры проснулись и посмотрели в маленькие иллюминаторы.

— Мы уже на месте? — спросила Мэгги, подавляя зевок. — Могла бы поклясться, что заснула минуту назад.

Сэм закатил глаза. Ему перелет показался бесконечным.

— Да. Добро пожаловать в Куско.

Пока они выруливали к крошечному зданию аэропорта, пилот переговаривался с базой. Дядя Хэнк расстегнул ремни и начал пробираться между сиденьями вперед. «Очередные планы и приготовления», — подумал Сэм. Он никак не мог понять, зачем дядя так спешит в Куско. Когда юноша попытался это выяснить, Мэгги предостерегающе покачала головой.

— Оставь его.

Теперь Сэм бросил на Мэгги вопросительный взгляд. Девушка провожала профессора полными сострадания глазами. Что же все-таки произошло? О чем они умалчивают?

— Что там за люди? — спросил с заднего сиденья Норман.

Сэм прислонился к иллюминатору. Возле аэропорта толпились люди. Половина из них — с винтовками на плечах — была одета в защитного цвета форму местной полиции. Еще несколько держали на плечах камеры, а в руках — микрофоны. Остальные приехали в слишком теплых для местного климата костюмах, выдававших государственных представителей.

Судя по всему, звонки дяди Хэнка наделали шума.

Самолет подъехал к аэропорту. Пилот, отстегнувшись от сиденья, подошел к двери. Обсудив что-то с Генри, он распахнул дверь и толкнул задвижку, чтобы выпустить трап.

Даже в самолете Сэм услышал щелканье фотоаппаратов и голоса. Задержавшись возле двери, дядя Хэнк обернулся к своим спутникам.

— Пора встретиться с прессой, ребята. Помните то, о чем мы говорили... о том, как отвечать пока на все вопросы.

— Без комментариев, — бросил Норман.

— Sin comentario, — отозвался Денал.

— Именно так, — сказал Генри. — Пока мы все не выясним, будем общаться только с представителями власти.

Все закивали, и особенно Сэм. Ему совсем не хотелось распространяться перед международными репортерами о своем воскрешении.

— Ну, тогда пошли.

Генри пригнулся, выходя из двери, остальные последовали за ним.

Едва покинув самолет, Генри поморщился. Даже в ярком свете дня фотовспышки слепили глаза. К профессору обращались на различных языках: английском, испанском, португальском и французском. Толпу репортеров сдерживал наряд полиции.

Генри шагнул вперед, отыскивая глазами Джоан. В глубине души он надеялся, что его поспешный звонок властям Куско сработает. Во время перелета Генри слышал лишь обрывки радиосообщений о штурме аббатства и ожесточенной перестрелке. Он знал, что погибло много людей, однако подробности оставались в тумане.

Шагая по бетонной полосе, он почувствовал, как его руки невольно сжались в кулаки. Он продолжал оглядывать журналистов, представителей государства и зевак. Ни одного знакомого лица...

Профессор в который раз сдержал слезы. Пока он тщетно отыскивал лицо Джоан, в его груди, разрывавшейся от гнева и чувства вины, разрасталась боль. Генри уже испытывал подобное после смерти Элизабет. Он думал, что давно примирился с утратой, но страх за Джоан снова пробудил эти чувства. На самом деле они никуда и не исчезали. Он лишь запрятал их подальше, заслонил необходимостью заботиться о Сэме.

Теперь у профессора снова ныло сердце.

Джоан нигде не было.

Какой-то человек в строгом сером костюме выступил навстречу Генри и протянул руку.

— Профессор Конклин, я Эдвард Джерант из протокольного отдела посольства Соединенных Штатов. Нам с вами о многом нужно поговорить.

Усилием воли Генри разжал кулак и подал ему руку.

И тут из толпы, пробиваясь сквозь шум, раздался голос:

— Генри?

Профессор похолодел.

Эдвард Джерант потянулся к его руке, но Генри уже убрал ее и отступил в сторону. Он увидел, как через полицейский заслон пробирается стройная фигура. У него дрогнул голос.

— Джоан?..

Джоан улыбнулась и пошла к нему, сначала медленно, а потом быстрее, не вытирая слез, льющихся из глаз. Они бросились друг другу в объятия. Генри забормотал:

— О господи, Джоан... Я думал, что тебя убили. Но я молился... я надеялся...

— Дядя Хэнк? — послышался сзади голос Сэма.

За время перелета дядя ничего не сказал ему о Джоан, не желая обсуждать вслух выбор, который его вынудили сделать. Вина и страх заставляли профессора молчать, пока он сам не разузнает о судьбе Джоан.

Когда к ним приблизился Сэм, Джоан и Генри слегка отстранились друг от друга, но Генри не мог оторвать от нее глаз. Не поворачивая головы, он представил доктору Энгель своего племянника. Та тепло улыбнулась и пожала Сэму руку. Затем Генри снова спрятал ее ладонь в своей.

— Что же с тобой было? — спросил он. — Что случилось?

Улыбка Джоан немного померкла.

— Я сбежала, как раз когда начался полицейский рейд. И хорошо сделала. Когда в аббатство вломились власти, монахи запустили в своей лаборатории надежный механизм. Все, включая тайник с el Sangre, сгорело дотла.

Она показала вдаль. В небо поднимался столб дыма, такого же густого, как от извержения вулкана.

— Взрывом разнесло все аббатство. Оно еще тлеет. Остались лишь инкские развалины внизу.

— Ну и дела, — протянул Сэм.

Генри придвинулся к Джоан.

— Слава богу, тебе удалось сбежать. Вряд ли я смог бы пережить...

Джоан прижалась к нему.

— Я больше никуда не денусь, Генри. Однажды тебя уже куда-то отнесло от меня. Я не позволю, чтобы это повторилось.

Улыбнувшись, Генри сжал ее покрепче.

— Я тоже.

С грустной улыбкой Сэм отошел в сторонку и оставил их наедине. Он никогда еще не видел, чтобы дядя смотрел на кого-нибудь с таким самозабвенным обожанием. Радуясь за него, Сэм ощущал в душе какую-то опустошенность.

Неподалеку Норман беседовал с представителем посольства. Веселый смех фотографа далеко разносился по бетонной полосе. Рядом стоял Денал. Норман предложил оплачивать его обучение по линии «Нэшнл джиографик» — после смерти матери мальчика ничто не удерживало на родине. Вместе с Норманом он уже строил планы о прибытии в Нью-Йорк.

Рядом продолжали сверкать фотовспышки.

Сэм побрел назад, к крылу самолета, подальше от толпы. Юноше нужно было кое-что обдумать. До сей поры его ничто не разлучало с дядей Хэнком. Их горе выковало своеобразные узы, соединившие сердца Сэма и Генри и никого к ним не подпускавшие. Сэм оглянулся на дядю. Во всяком случае, еще недавно было именно так.

Теперь, после стольких событий, Сэма раздирали противоречия. Он чувствовал, будто снялся с якоря, удерживавшего его в безопасности. Сразу нахлынули старые воспоминания: скрип шин, искореженный металл, разбитые стекла, вой сирен, бессильно повисшая рука матери.