Моонзунд - Пикуль Валентин

Мир еще не знал, что эта империя доживает последние дни.

Колчак?.. Непенин?.. Корнилов?.. Протопопов?..

Отчего они вставали к штурвалам именно сейчас?

Контрреволюция сплачивала свои силы. Производилась почти шахматная рокировка фигур. Они, эти люди, выстраивались сейчас один к одному, чтобы принять встречный бой…

Схватка близилась!

10

Один из самых больших в мире органов – орган Троицкого собора в Либаве – рыдал над городом о страдании. Древние липы, помнившие еще магистров Ливонского ордена, давно отцвели. Возле вросшего в землю домика, где в 1697 году, поспешая в Голландию, останавливался для ночлега юный Петр I, теперь расхаживали, посверкивая моноклями, завоеватели – надменные, властные и жестокие. Либава медленно умирала в нищете, унижении и безработице.

Оккупанты нанесли ей удар мечом; всегда цветущая, она сейчас переживала экономический упадок; богатый и оживленный город уже не пил целебных соков из России, он потерял торговые связи с Европой, и теперь Либава влачила жалкое существование. Ей осталось одно – обслуживать германский флот…

В угольной гавани весь день вставали под погрузку германские пароходы. Артель грузчиков из латышей и русских, под надзором шпиков и портовой полиции, работала быстро и неутомимо. Вагонетки с углем плохого качества (штыбом) одна за другой опрокидывались над распахнутыми люковицами трюмов.

В середине дня заканчивала принимать уголь «Стелла» под флагом кайзеровского Ллойда. В минуту передышки рослый либавский докер последней спичкой раскурил на ветру дешевую папиросу. Встряхнув в руке спичечный коробок, он убедился, что тот пуст, и небрежно бросил его в вагонетку – в завал штыба. Корабельная стрела тут же подхватила вагонетку и опустошила ее над своим бункером. «Стелла» отошла на рейд, а на ее место встала у причала под погрузку «Латиния».

Загрузку «Латинии» докеры закончили уже под конец смены. Тот же рослый докер, устало распрямив спину, раскурил папиросу. Серые глаза его смотрели настороженно, в зрачках чуялся жадный блеск риска. Пустой спичечный коробок опять полетел в груду угля и навеки затерялся в бурой трухе среди редких кусков антрацита. «Латиния» потянулась за волнолом. Над гаванью брякнул колокол, и артель грузчиков, срывая с себя робы, пошабашила.

Ближе к вечеру рослый докер, обходя полицейских, тащил между домов старой Либавы мешок украденного в гавани угля. Оккупанты ввели строгие нормы на топливо, осень была холодной, люди мерзли – уголь был дорог. На улице Святого Мартина докер поднялся на второй этаж дома г-жи Штранге, дверь открыла ему Клара Изельгоф.

– Мадам, сегодня с вас триста марок. Куда свалить?

– Вот сюда… Триста так триста.

Свернув деньги, грузчик сунул их в кармашек.

– Рюмку коньяку? – предложила Клара.

– Не откажусь, мадам.

С отчетливым шиком он приударил перед ней каблуками своих раздрызганных сапог и вдруг как-то сразу изменился.

– Удачен ли был день, господин штабс-капитан?

– «Стелла» и «Латиния»! По шесть тысяч брутто-тонн, порт назначения – Данциг. Активные воспламенители в бункерах. Самовозгорание угля случится далеко в море… А у вас? – спросил он.

– Я жду решения гросс-адмирала, чтобы закончить эту историю.

* * *

В кильской гавани кораблям тесно, словно в консервной банке. Может, поэтому кайзеровские моряки называли себя «кильскими шпротинами». Киль с его гаванями виден и сейчас – из окон кабинета Генриха Прусского; под локтем принца лежал портфель – тот самый, а перед гросс-адмиралом, обличая свою готовность к службе, стоял фон Кемпке.

– И вы хорошо знаете эту женщину? – спросил Генрих.

– Настолько, насколько можно знать женщину.

– Как она относится к Германии и к нам?

– Она согласна быть моей женой, и этим все сказано.

– Кемпке, вы даже не представляете, какая блестящая карьера ожидает вас, если… все это (принц тронул портфель почти любовно) окажется правдой! До сих пор мы были озабочены возможностью прорыва в Рижский залив, а сейчас перед нашим доблестным флотом открывается… Финский залив.

Русские карты с планами минных постановок подвергли тщательному анализу в штабах. До сих пор считалось, что эссенские минные постановки устроены столь мудро, что в Финский залив не проскочить даже мышке. Вскоре принцу был сделан доклад:

– Мы не обнаружили, при всем нашем старании, ничего такого, во что нельзя было бы не поверить. Все разумно и логично. Именно так Эссен и мог загородить Балтику… На этих картах из портфеля обозначены секретные фарватеры, которыми пользуются русские корабли. Можно считать, что нам повезло!